Дирижабль

Месяц назад Фёдор бы выпил с этим парнем на брудершафт и расцеловал в щеки, покрытые шерстью. Но сейчас он не чувствовал ничего, кроме скуки. А Каргополов показался вдруг искусственным, третьестепенным персонажем. Родион продолжал говорить что-то еще. Язык его заметно заплетался. Фёдор не слушал. Ему представилось, что на встречу придет Зофия, сядет в первом ряду. И он будет сгорать от стыда. А потом придет Инна. Они вцепятся друг другу в волосы. Хотя с какой стати Зофии вцепляться в волосы Инне? Она ее даже не знает. Да и Инна вряд ли полезет в драку, даже если поймет, кто перед ней. Но какую-нибудь гадость точно скажет. Например: «А, это ты, та самая блядь, с которой мой мужик ходил в зоопарк? Странно, что тебя оттуда выпустили». Это она может. Только ни та ни другая, конечно, не придут.

От дурацких мыслей отвлек тихий храп. Родион лежал на диване в позе эмбриона. Наполненный наполовину стакан стоял на подлокотнике. Из открытого серванта на Фёдора смотрели бутылки. Он встал и вышел из кабинета. В зале никого не было. Только за кассой скучала рыжеволосая девушка лет двадцати. Она сдержанно улыбнулась Фёдору.

– Вы не знаете, модератор будет? – спросил он.

– Так Родион же.

– Он спит.

– Не волнуйтесь. Я разбужу его.

– Может, не стоит?

– Он расстроится, если все пропустит.

– Было бы что пропускать.

Фёдор решил, что рыжеволосая девушка начнет убеждать и успокаивать его, что встреча пройдет лучше не придумаешь, соберется толпа людей, но она спросила:

– Думаете, не придет никто?

Он пожал плечами и подумал, что будет неплохо, если никто не придет. Тогда он вернется домой, съест приготовленный Инной ужин, а потом они лягут смотреть какое-нибудь кино. Вчера смотрели по выбору Инны «Жертвоприношение» Тарковского. Фёдор засыпал раз шесть. Теперь была его очередь выбирать. Но он не знал, что выбрать. Посмотрел на рыжеволосую девушку и спросил:

– Какое кино вы бы хотели посмотреть?

– Не знаю. Вы меня в кино, что ли, приглашаете? Так там сейчас одно старье крутят. И вообще, я с Родионом как бы.

– Пойду прогуляюсь, – сказал Фёдор.

– Но только возвращайтесь. Я уверена, народ соберется. И все пройдет круто.

Он улыбнулся ей и вышел на улицу. Переулок был безлюден. Никто не спешил на его вечер. Может, пересмотреть «Осенний марафон»? Или «Криминальное чтиво»? Или ничего сегодня не смотреть, а заняться с Инной сексом. Фёдор закурил и стал разглядывать окна дома напротив. На втором этаже сидела черно-белая кошка. На четвертом этаже старушка в голубом переднике поливала из железного чайника растения на подоконнике. Другие окна были пусты. Фёдор докурил и решился сбежать. Он написал Инне сообщение: «Кажется, встреча не состоится. Я ухожу». Почувствовал вдруг себя школьником, удирающим с уроков. И это чувство ему понравилось. Оно напоминало катание на американских горках. Бывшие алкаши часто подсаживаются вместо алкоголя на адреналин, это известно. Фёдор, правда, сомневался, что уже стал бывшим. Он зашагал по переулку, думая, что не много же ему надо – всего-то сбежать с собственного вечера. Вспомнил, как, учась в третьем классе, рванул было после перемены на свободу, но учительница математики, которая дежурила по школе и стерегла бегунков, подкараулила его за дверью и схватила за ухо. Он заорал от боли. Но эта ведьма не отпускала, крутила ухо горячими, острыми пальцами и свистела одно слово, его фамилию: «С-с-собакин, С-с-собакин, С-с-собакин».

– Собакин! – раздалось наяву.

Навстречу шел, улыбаясь, Попцов.

21

В конце концов она отпустила его ухо, и Фёдор побежал навстречу осеннему солнцу, обливаясь слезами боли и обиды. Что-то она кричала ему вдогонку, но это уже не имело значения…

– Собакин, – повторил Попцов. – Фёдор Андреевич, я к вам. Что, не ждали?

Он вытянул руку, будто шлагбаум, и шагал так метров десять, что их разделяли. Вцепился Фёдору в ладонь и долго тряс.

– Здрасьте-здрасьте. Дайте сигарету. Как ваше ничего? Хотите выпить?

Попцов достал из кармана плаща фляжку.

– Где пропадали? Я вам пишу, пишу, а вы даже не читаете. Уже решил, свалили в Казахстан или Грузию и сменили национальность.

Он захохотал, отхлебнул, закурил.

– Дел было много, – ответил Фёдор.

– Какой вы нынче свеженький, – сказал Попцов. – Прямо наливное яблочко. Хотите?

Он протянул фляжку.

– Я в завязке, – сказал Фёдор.

– Это не водка. Самогон. Очень хороший. Знаете, кто гнал?

– Вы?

– Нет. Сельдин. Он решил бросить писать и стал самогонщиком. Видели бы вы, что у него дома творится. Натурально спиртзавод! Везде бочки с брагой. Шипят, пенятся. Знаете, он недавно роман выпустил? Хреновый, но дело не в этом. На весь гонорар купил дрожжей и сахара. Целую машину. Он уверен, будет военное положение и сухой закон. Ну, попробуйте глоток хоть.

Попцов сунул флягу Фёдору под нос. Тот отшатнулся.

– Это вы зря, зря. Пьянство лечит душу. Я не пил две недели. И знаете что? От меня баба ушла. Говорит, с трезвым невозможно. Ну ушла и ушла. А вы?

– Что я?

– Как поживаете?

Фёдор пожал плечами:

– Нормально.

– Вы какой-то скучный и угрюмый. Как выступать будете? Вся публика сбежит. Сначала уснет, потом сбежит.