Диско 2000

Кто-то говорил, что у Мак «мясная мания» проявилась раньше, чем это бывает обычно, и что ее нужно изолировать и держать под наблюдением. На самом деле, я думаю, что она кого-то обвиняла в преступлении, или в расизме, или в чем-то вроде этого, и люди решили, то она слишком похожа на шамана, что у нее не все дома. Еще она слишком злоупотребляла своими способностями ди-джея и творила с толпой что-то странное. Мак держала небольшой магазинчик всякой странной всячины в Клеркенуэлле. Там были произведения искусства и прочее такое, связанное с героином, вещи знаменитых людей, которые им пользовались, книги, записи, картины… Неплохая была штука. В Мак шесть футов роста, И ее волосы перестали расти. Хотя, если подумать, и мои в последнее время стали ненамного длиннее.

Мы идем по коридору; я вцепляюсь в дежурного психиатра, и тут замечаю, что по ногам Священной Коровы медленно стекает вода с кровянистым оттенком.

Ты, грязная старая дрянь! У тебя месячные начались, а ты и не замечаешь! Я так сожалею, доктор!.. Я заталкиваю Корову в туалет, где мы вытираемся и моем бифштексы.

Мак приветствует нас воинским салютом и смеется. Мы хихикаем над бифштексами. Мак визжит от восторга. Уже шесть месяцев ей приходится есть печеный турецкий горошек и булочки: по ней это заметно.

У тебя есть? — спрашиваю я у Священной Коровы.

Что — «есть»?

Сама знаешь, что. То самое.

Она вздыхает. Когда дело касается дури, у нес свои обычаи. Мы никогда не произносим этого слова вслух. Мы делаем это в память об умершей подруге, которая никогда не менялась. Потом она приняла слишком большую дозу и умерла от передозировки, когда пошла помочиться — в чем была отчасти и наша вина. Я не имею в виду — в целом, но… в общем, вы меня поняли. Это наш вечный огонь в память о ней. Ну, или, скорее, вечная гонка. Что-то вроде того. Не то чтобы нам это нравилось.

Ну, это.

Это?

Да, это.

Ну, э-э, попробуй поискать, э-э, вон там.

Здесь? — я достаю ее кошелек.

Да.

Священная Корова вытаскивает из сумочки косметичку.

Наркота! Даже больше наркоты, чем я думала. Священная Корова открывает косметичку перед Мак. Я заглядываю внутрь.

Ну-ка! Посмотрим, что же там! Я встряхиваю футляр губной помады, ожидая услышать стук таблеток, открываю пудреницу, ожидая увидеть в ней маленькие пакетики с белым порошком… Нет, это и в самом деле пудра.

Я хотела накраситься, говорит Мак. Ей позволили иметь в комнате маленькую плиту — истинная привилегия — и мы готовим бифштексы. Но сначала заклеиваем лентой щели в двери. До того, как мы начинаем готовку, Мак съедает один кусок сырым, пачкая свои белые зубы. Уже половина двенадцатого. В больнице поднимается шум.

Не могу дождаться своего бонга![8] — хихикает Священная Корова.

Сколько же тебе нужно, мать твою? — спрашивает Мак, вытаскивая импровизированную водяную трубку. У Священной Коровы с собой еще не одна доза. Она очень организованная.

Остается четыре минуты. Мы взволнованы и возбуждены так, как будто только что выяснили, что Санта Клаус и вправду существует. Я вожусь с каким-то кусочком фольги.

Мы все умрем, говорит Мак. Я это знаю. Скоро. Нам не нужно проходить по Прямой улице в Дамаске, чтобы получить это откровение.

Прямая… да что вообще есть на свете прямого? — спрашиваю я, наблюдая за Мак: та задержала дыхание и не торопится выдыхать. Она протягивает длинную коричневую руку и касается волос Священной Коровы.

Мак едва не воет от смеха; внезапно набросившись на Священную Корову, она кусает ее за шею. Мое сердце сжимается от ревности.

Содом, Гоморра и Геморрой! Смерть придет к нам всем! Она идет, напевает Мак.

Перед моими глазами стоит кошмарное видение свиньи, пожирающей людей, мне вспоминается умирающий ягненок… Остался еще кусочек бифштекса; я разрезаю его пополам и провожу одним кусочком (теперь он уже теплый) по обнаженному плечу Мак, оставляя на ее коже мокрый след.

На улицах и повсюду в городе люди почти истерически ведут обратный отсчет времени. Прыжком я оказываюсь у окна и выглядываю на улицу. Включены все радиоприемники, все телевизоры. Как и при каждой встрече Нового Года, крики, приветствующие его наступление, звучат вразнобой: часы у всех показывают немного разное время. Я начинаю смеяться. Мак и Священная Корова по-прежнему затягиваются марихуаной.

Возьмите еще немного мяса, подруги, наступил новый, двухтысячный год! Они берут по кусочку. Тут я начинаю рассказывать анекдот, надеясь, что они поперхнутся и задохнутся от смеха. Но этого не происходит. Утробный низкий рык, исходящий из утробы Лондона, так долог и громок, что мне вполне хватает времени на то, чтобы перерезать горло Священной Корове и ударить Мак ножом в сердце.

Я ухожу, ныряю с головой в вопящую ночь. Я оказала им обеим большую услугу.

Стив Бирд

Ретоксити

Семья Ванг забыла выплатить отступные копам из наркоотдела Корпорации, и я едва сумел унести ноги. В данных Лондонской сети этот случай значится как «выяснение вопроса юрисдикции». Очередное происшествие, несчастный случай и все такое прочее. Вы эти песни знаете.