Я подумал ещё немного – и написал под вопросительным знаком фамилию Якира. Ему было около пятидесяти лет, он родился ещё в двадцатых, когда красный командир Иона Якир был в прямом и переносном смысле на коне – возглавлял Украинский военный округ, то есть имел под рукой немалую силу, которая прикрывала самое опасное направление будущей войны. Отца будущего диссидента расстреляли в тридцать седьмом, а он сам провел следующие двадцать лет, мотаясь по ссылкам и лагерям. Там же нашел себе жену, такую же ссыльно-заключенную, они родили дочь, дождались смерти Сталина, получили реабилитацию и вернулись в Москву. Хрущев от щедрот выделил им неплохую трешку на Автозаводской – видимо, новые хозяева не пожелали освобождать квартиру в доме на Набережной. Якиру-младшему дали закончить институт – он выбрал историко-архивный, – потом пристроили в один из институтов РАН… Бог знает, почему, но этот человек не принял подобных извинений. Вернее, он принял их как должное, но отблагодарил своих благодетелей очень странно – вскоре стал одним из зачинателей диссидентского движения и одним из самых авторитетных его членов. Наверное, именно он был наиболее близок к тому, чтобы считаться лидером антисоветской общины, которого хотел найти Денисов. Правда, его арест – а он должен был состояться в этом году, если я не сверну историю на новый путь – к разгрому диссидентства не привел, несмотря на то, что Якир активно сотрудничал со следствием и сдал около двухсот своих товарищей по борьбе. Наши ему даже покаянную пресс-конференцию организовали для иностранных корреспондентов, но закончилось все тем, что его авторитет среди диссиды упал до отрицательных величин, от чего этот товарищ так и не отправился – тихо помер уже в восьмидесятые от алкоголизма.
В принципе, потрясти этого Якира было полезно, а вот арестовывать и вообще «возиться» – нет, хотя такое дело сулило много плюшек, на которые был так падок Макс. Диссиденты в будущем очень хорошо научились «дружить» против тех, кого считали предателями. Сейчас, в этом времени они только оттачивали нужные навыки, но в целом приемами исторгания чужих из своих рядов уже владели неплохо. И организовывать дискредитацию их рядов можно было лишь в том случае, если этот процесс был бы автоматическим, а его скорость была бы больше скорости распространения самиздата. Но любое дело против диссидента – это год-полтора допросов, обысков и очных ставок, а за это время тот же «Архипелаг ГУЛАГ» прочитают не меньше тысячи-двух неокрепших умов. Никакого КГБ не хватит, чтобы остановить эту лавину.
Я на мгновение задумался – и нарисовал от Якира стрелочку вниз и вывел там ещё одно имя: Виктор Красин.
Этот диссидент – по воспоминаниям «моего» Виктора – сейчас должен был находиться в ссылке в Красноярском крае, и именно к нему направлялась на нескором поезде главная печатница диссидентов Надежда Емелькина. По воспоминаниям из будущего я знал, что Якир и Красин будут раскаиваться вместе, но обстоятельства этого раскаяния помнил смутно. Ещё более смутно я помнил биографию этого Красина – но она наверняка должна была быть в его деле, которое хранилось в нашем архиве. В принципе, я мог с ним ознакомиться – раз уж меня боком зацепило его женой, Денисов подпишет разрешение без особых вопросов.
Осталось понять, нужно мне копать в этом направлении или же стоит сосредоточиться на чем-то другом.
Я скептически осмотрел свою куцую схему. Из Ирины я выжал, пожалуй, всё, её можно оставить в покое. Марка Морозова моё начальство согласилось не трогать – так что и с ним в ближайшее время я буду работать опосредованно. К Якиру меня могут тупо не пустить – скажут, что не по Сеньке шапка, и я умоюсь. Поэтому я порвал лист со схемой на очень мелкие кусочки, выбросил их в мусорную урну, заправил новый листок в машинку – и начал печатать запрос на ознакомление с личным делом осуждённого Виктора Красина.
Там нужны были номера его дела и статьи, по которым он сел, но их я впишу чуть позже, если Денисов одобрит мои действия.
Глава 13. «Честно прозябали в середине»