Диссидент-2: Слово и дело

К тому же никто и не подумал снимать с меня основные обязанности – мне по-прежнему надо было возрождать пятый отдел и приводить в порядок его дела. Всё это, видимо, не должно было дать мне и минуты на то, чтобы заниматься каким-то Макухиным. Вот только полковник Чепак ошибался, когда думал сломать мой хребет такими разносторонними поручениями. Я хорошо знал, как с этим бороться, и собирался применить все возможные методы, чтобы не оказаться похороненным под ворохом дел и ежеминутных забот.

Например, то самое кураторство следственного отдела – там было с десяток следователей и две дюжины оперативников, которых я теоретически мог использовать по своему разумению, причем крутить в бараний рог мне нужно было не всю эту ораву, а одного их начальника, что было на порядок проще и занимало много меньше времени. Если же этот начальник взбрыкнет и напишет, допустим, рапорт на перевод, я легко мог устроить так, чтобы он оказался в краях очень недружелюбных и максимально далеких от цивилизации – просто добавив в характеристику пару нужных предложений. Такое право у меня теперь было, а Чепак вряд ли пойдет на конфликт со своим замом ради подобной безделицы.

С самодеятельностью так разобраться не получится – полковник уже пытался делегировать эту часть своих обязанностей неподходящему человеку и, наверное, получил по шапке за провал. Но в моём распоряжении были все достижения отечественной попсы следующих пятидесяти лет, и я собирался честно спереть одну сцену из очень популярного сериала – той, в которой менты из убойного отдела разыгрывают небольшую сценку под песню «Позови меня с собой». Песню эту я помнил, играть её умел и знал, что ничего сложного в ней не было; из неё надо было выкинуть второй куплет, где указывалось на пол лирического героя. С артистами было проще всего – у меня в распоряжении имелся штат целого управления, в крайнем случае, это будет первая задача, которую я поставлю следственному отделу, они в задержаниях толк должны знать. Главное – проверить их оружие, чтобы никаких патронов в стволе или снятых предохранителей. Если кого-то убьют на сцене республиканского смотра, меня обязательно накажут, и я могу позабыть об обещании полковника Денисова сделать меня майором.

Всё остальное мне представлялось обычной текучкой, из которой выбивалось, пожалуй, только давнее убийство лесника-предателя. Но я не стал делать скоропалительных выводов – сначала надо ознакомиться с тем, что уже сделано по этому делу, а уже потом паниковать. Или не паниковать – как получится. Возможно, задачка от полковника Чепака и не имела однозначного решения, но через неё я мог легализовать и свои знания о нынешнем местоположении Тоньки-пулеметчицы.

Я помыл посуду, убрал её в шкаф и начал одеваться. Мне предстоял дело не слишком приятное, но необходимое – очередной визит к матери «моего» Виктора Орехова.

***

Я так и не смог определиться с отношением к матери человека, тело которого вероломно занял. В Москве я старался не думать об этом, хотя мне и так было не до проблем, которые несет обычное вроде бы попаданство. За полтора месяца в столице я позвонил ей один раз – сообщил, что скоро надолго приеду в родной город, и испытал странные эмоции, когда она лишь сухо сказала «буду ждать». Впрочем, тут я был ни при чём – основную работу за меня сделал сам Орехов, который вообще с матерью общался редко. Причин этого я не знал, а память реципиента мне помочь не могла. Они просто отдалились после того, как сына призвали в армию, а потом направили в школу КГБ, и за десять лет так и не нашли общего языка.

Впрочем, Орехов мать по-своему любил, и она отвечала ему взаимностью. Деньги он ей переводил регулярно, и последний платеж сделал 29 декабря – ровно за сутки до того, как я попал в это время. Я не стал ломать эту систему, и следующий транш отправился в Сумы в конце января – размер зарплаты позволял не обращать внимания на эти переводы. С Новым годом её за меня тоже поздравил Орехов – я благодарил всех богов, что мне не пришлось в канун праздника заниматься ещё и этим. Ещё Орехов всегда останавливался у матери, но тут я взбунтовался – с послевоенных времен они жили в одной из комнат одноэтажного домика, превращенного в нечто, напоминающее коммунальную квартиру на три семьи – с тремя разными входами, удобствами во дворе и расписанием дежурств по этим самым удобствам. В детстве такое общежитие воспринималось совсем иначе, у соседей тоже были дети, так что «мой» Виктор очень скучал по тем временам. Но сейчас мне – здоровому лбу в чине капитана, ставшему заместителем начальника областного управления КГБ, такой быт просто претил. Именно поэтому я и попросил выделить мне квартиру поближе к службе – правда, в детали отношений сына и матери я благоразумно не вдавался.