Диссидент-2: Слово и дело

В сороковые годы Лепель действительно был ещё меньше, чем сейчас. Пусть он и не был на направлении главного удара «Багратиона», но война через него всё же прокатилась горячим катком – многие здания были разрушены, жители убиты или угнаны в Германию. Восемь тысяч жителей, не больше. Лишь после Победы городок начал понемногу восстанавливаться – поэтому в первую очередь был построен кирпичный завод, материал с которого в первую очередь пошел на другие заводы и административные здания. Ну и жителей прибавлялось – возвращались угнанные и демобилизованные, приезжали те, кто в самом начале войны уехал в эвакуацию. Но к 1947-му основной поток обратных переселенцев значительно уменьшился, вернувшись к тому, что девушка из паспортного стола называла нормой. Вот только архив вёлся по инерции сумбурно, объединяя и тех, кто приехал, и тех, кто уехал, и тех, кто переезжал внутри города – а таких было подавляющее большинство.

Причины для переездов были самые разные, в основном приятные, потому что мало кто разводился и делил нажитую недвижимость. Наоборот – создавались новые семьи, члены которых съезжались вместе, в этих семьях появлялись дети, которые тоже ставились на учёт. Были и другие радостные поводы – например, улучшение жилищных условий, когда те же семьи перебирались из бараков во вновь построенные дома. Кто-то и сам строился, несмотря на трудности с материалами – поэтому частный сектор в основном состоял из деревянных домов.

Мы с Андреем внимательно вникали в суть этих пыльных страниц, за каждой из которых были самые настоящие человеческие судьбы. Большую часть мы пропускали, но иногда попадалось то, что нам нужно – данные по этим людям выписывались на отдельные листы. Хуже всего было то, что мы не знали, что нам точно нужно – тот лесник наверняка уехал из Лепеля вслед за солдатом или вместо него, но вот испугавшие его люди могли приехать в город и в предыдущем году. Как бы ни был мал этот населенный пункт, а два человека тут могут не встречаться очень долго, особенно если сами не ищут встреч друг с другом.

Но когда мне в одной из папок попалась чета Гинзбургов, я понял, что мы на верном пути. В Лепель они приехали в мае сорок седьмого и получили отдельную комнату в общежитии – у них уже была маленькая дочь. И теперь я точно знал, что моя поездка была не напрасной, не думаю, что без меня лепельские коллеги подошли бы к делу столько дотошно.

Впрочем, я мог и ошибаться.

***

Мы сидели в столовой местной швейной фабрики и ели комплексный обед – первое, второе и обязательный компот. Правда, девушка из паспортного стола отказалась составить нам компанию, отговорившись тем, что у неё обед в другое время – но я заметил, что Андрею она понравилась, так что, наверное, после моего отъезда он ещё не раз посетит это богоугодное заведение. И ещё нам не достался шашлык, как Феде в «Операции «Ы» – сегодня в меню были лишь слегка резиновые, но в целом съедобные котлеты. Я бы вообще удовлетворился парой пирожков, но пошел на поводу у организма, который требовал полноценной еды.

В целом я был доволен нашей работой, хотя до её окончания было очень и очень далеко. У нас имелся короткий список в десяток персон – все они переехали в Лепель в первой половине 1947 года, причем это было не возвращение из понятной эвакуации, а спонтанный переезд без видимой цели. Все устроились на здешние заводы и до сих пор жили в городе. Тот, кто напугал лесника из Ромн, не мог умереть – ведь совсем недавно кто-то дал себе труд приехать на Украину и убить его из немецкого пистолета, а это мог быть только человек из прошлого. А единственное подходящее прошлое находилось здесь, в Витебской области.

Вот только я вдруг понял резоны, по которым в школьных учебниках на последних страницах печатается ответ на задачи – потому что это помогает ученикам только в том случае, если они знают правильное решение. Зная, из-за кого лесник сбежал из города, я не мог просто оповестить мир о своём знании. Мне нужно было придумать некое изящное решение, чтобы задачу мог решить даже такой увалень, как Андрей, но ничего подходящего в голову просто не приходило. Даже поголовная проверка нашего списка ничего не давала, пока мы не знали личность нашего лесника.

«Бинго!»

Я отодвинул тарелку с недоеденной котлетой в сторону и печально посмотрел на Андрея.

– Знаю, что ты меня за это убьешь, – с легкой грустью сказал я. – Но нам надо будет вернуться в паспортный стол и посмотреть папки ещё и за второе полугодие.

Андрей заметно повеселел.

– А что будем искать? – всем своим видом он выражал готовность сидеть в архиве всю следующую пятилетку.

– Не что, а кого, – поправил я. – У нас есть убитый человек, он двадцать пять лет назад уехал из Лепеля, испугавшись кого-то из этого списка, – я указал на наши изыскания, которые лежали на краю стола. – Он мог выписаться законным образом – например, из-за переезда в другой город, а мог и не выписываться. Что происходит во втором случае?

Андрей похлопал глазами и промолчал. Я тоже не знал.