Читаем Диссиденты 1956–1990 гг. полностью

В Союзе писателей в 60-х годах Солженицыну неоднократно предлагали бесплатные поездки по стране с большими авансами, дабы он там написал о грандиозных «стойках семилетки». Увы, Александр Исаевич предпочитал политику и недавнюю историю. Он пишет роман «Шарашка», который позже будет опубликован под названием «В круге первом».

Замечу, что в моей семье я слышал слово «шарашка» с пеленок. Мои родители никогда не «сидели», а работали на двух предприятиях ВПК, названия которых они не произносили вслух, а называли «шарашка», «десятка» и т. п., дабы не выговаривать «почтовый ящик 123» и т. д. Разумеется, в этих «шарашках» не было ни одного заключенного.

Не сведущий в делах советского ВПК, Солженицын назвал «шарашками» НИИ, где работали заключенные. Позже я узнал, что все эти шарашки имели несекретные названия: ОТБ (Особое техническое бюро), СТО (Специальное техническое бюро) и т. п. Это случилось, когда я писал о СТО, где работал Туполев, и знаменитом артиллерийском ОКБ-172. Замечу, что многочисленные отчеты, документы, воспоминания очевидцев, которые я штудировал, ничего не имеют общего с «Кругом первым», в котором, как в кривом зеркале, были отражены работы в НИИ в Марфино.

Читая стенограммы производственных и профсоюзных собраний «шарашек», где обсуждались производственные планы и социалистические обязательства (!), я не мог понять, кто из выступавших зэк, к кто – вольнонаемный. В своих воспоминаниях заключенные инженеры рассказывали, как в столовых они сидели за белоснежными скатертями. Официанты (блатные зэки) разносили блюда не хуже станционного ресторана. У каждого прибора лежал небольшой чистый листок бумаги – заказ на завтра. Возможности заказа достаточно характеризуются тем, что некоторые избегали заказывать курицу, чтоб не возиться с костями и не пачкать рук.

Тогда я работал в Институте атомной энергии им. Курчатова, где в новопостроенной столовой инженеры, кандидаты наук и даже отдельные доктора толкались в общей очереди с подносами на раздаче («самообслуживание») и ели за пластиковыми столами без всяких скатертей.

Затем Солженицын опубликовал «Архипелаг ГУЛАГ» и «Красное колесо». Да, в тот момент они были многим интересны. Ну а сейчас? Найдется ли хоть один человек, который их читает на ночь, как «Войну и мир» и «Евгения Онегина»? И будет ли использовать серьезный исследователь эти книги в качестве документальных материалов по истории лагерей, Первой мировой войны, революции и т. д.?

Возьмем «Август четырнадцатого». Я прочитал его где-то в 1972 или 1973 году в первом издании «YMCA-presse» (Париж, 1971). На мой дилетантский взгляд, с литературной точки зрения книжка скучная, и я читал только потому, что она была запрещена. Меня поразило, что бывший командир артиллерийской батареи, капитан Солженицын, так слабо разбирается не только в политике и истории, но и в артиллерии. Судите сами.

Автор издевается над генералом Благовещенским:

«А еще привалило 6-му такое счастье, какое редкому корпусу достается: артиллерийский тяжелый дивизион, с калибрами, мало известными в русской армии, – с шестидюймовыми гаубицами. Уж этот-то ни на что не похожий подарок и совсем не знал Благовещенский, куда пристроить, и тоже определил: в „резерв“…

Все возвращалось: неудачная поездка – сегодня день боя – он не при деле – куда-то надо спешить: к Самсонову? к Артамонову?… Он различал отчетливые в рассветной прохладе отдельные орудийные выстрелы, еще неслившиеся полеты снарядов, и тут, у села или в селе, разрывы. Трехдюймовая. Шести. А вот эта как бы не побольше».

6-дюймовая гаубица у Солженицына – «счастье и подарок». А к августу 1914 года в русской армии имелась 41 батарея по 164 6-дюймовых полевых тяжелых гаубиц. А были еще и крепостные 6-дюймовые гаубицы, мало отличающиеся от полевых. Кроме того, на вооружении русской армии с 1883 года состояли сотни 6-дюймовых полевых мортир. Я уж не говорю о 6-дюймовых пушках весом в 120, 190 и 200 пудов, и т. д., и т. п. 6-дюймовый калибр имели еще полупудовые единороги веселой царицы Елизаветы Петровны. Вот такой «малоизвестный калибр» был в русской артиллерии!

Любопытно, что Солженицын в «Августе…» упоминает только два калибра в русской артиллерии – 3 дюйма и 6 дюймов. Хотя 122-мм (48-линейных) полевых гаубиц в русской армии в августе 1914 года имелось 512, то есть более чем в 3 раза больше, чем 6-дюймовых гаубиц. Но бравый капитан о 48-линейных гаубицах, равно как о 42-линейных пушках, и слыхом не слыхивал, а, поди ж, сел писать.

Солженицын в разных местах умничает, что немцы стреляли снарядами больше 6 дюймов. В полевой войне стрельба по открыто расположенным частям из орудий калибра 20 см и более – преступная трата снарядов, чего немцы никогда не допускали. Перечень ляпов нашего славного артиллериста можно продолжить еще не на одну страницу.

Перейти на страницу:

Все книги серии Политический компромат

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
Афганистан. Честь имею!
Афганистан. Честь имею!

Новая книга доктора технических и кандидата военных наук полковника С.В.Баленко посвящена судьбам легендарных воинов — героев спецназа ГРУ.Одной из важных вех в истории спецназа ГРУ стала Афганская война, которая унесла жизни многих тысяч советских солдат. Отряды спецназовцев самоотверженно действовали в тылу врага, осуществляли разведку, в случае необходимости уничтожали командные пункты, ракетные установки, нарушали связь и энергоснабжение, разрушали транспортные коммуникации противника — выполняли самые сложные и опасные задания советского командования. Вначале это были отдельные отряды, а ближе к концу войны их объединили в две бригады, которые для конспирации назывались отдельными мотострелковыми батальонами.В этой книге рассказано о героях‑спецназовцах, которым не суждено было живыми вернуться на Родину. Но на ее страницах они предстают перед нами как живые. Мы можем всмотреться в их лица, прочесть письма, которые они писали родным, узнать о беспримерных подвигах, которые они совершили во имя своего воинского долга перед Родиной…

Сергей Викторович Баленко

Биографии и Мемуары
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное