Диссиденты, неформалы и свобода в СССР

Однако Патриарха это не успокоило, и он продолжал критиковать государственную политику. 11 марта 1960 г. Алексий на приеме в Совете по делам РПЦ высказал представителям власти серьезные претензии по поводу эксцессов 1959 года. В прежние послевоенные годы не было закрытий храмов без уведомления верующих и с уничтожением утвари, как в Харькове, Златоусте, селе Горцы. Патриарх возмущался разгоном паломников в Коренной пустоши[271]. Само это перечисление показывает, что речь шла об эксцессах, а не о тотальном преследовании и разгроме.

Патриархия была вынуждена маневрировать. Под давлением властей митрополит Николай, который был автором февральской речи Патриарха, 21 июня отставлен с поста руководителя Отдела внешних сношений[272]. Против него обернулся и начатый им в 1959 г. саботаж внешнеполитической работы.

Николаю было предложено занять важную Ленинградскую кафедру или любую другую. Но он решил бороться за сохранение за собой места Патриаршего местоблюстителя, второго человека в РПЦ и наследника Патриарха[273]

.

Николай просил чешского богослова профессора Громадку, американского епископа Бориса и архиепископа Брюссельского Василия информировать зарубежную общественность о политических причинах его отставки[274]. Разговор Николая и Василия шел приватно, и Николай прервал его, когда вошел митрополит Алексий (будущий Патриарх), так как Алексию Николай не доверял

[275]. Николай не чувствовал поддержки своей позиции в руководстве Патриархии, которое склонялось к тому, что дурной мир с властями лучше доброй ссоры.

Более того, как утверждал В. Куроедов, «высшее духовенство в Советском Союзе в общем положительно встретило это мероприятие (отставку Николая с поста руководителя Отдела внешних сношений — А.Ш.), и, главным образом, потому, что митрополита Николая епископат не любит за его тщеславие, эгоизм и карьеристские наклонности»[276]

.

28 августа в беседе с Куроедовым Патриарх говорил, «что до него доходят слухи о том, что митрополит очень болезненно переживает свое освобождение от должности председателя отдела внешних сношений патриархии, ищет себе сочувствия в церковных кругах, старается создать атмосферу недоверия вокруг новых руководителей отдела внешних сношений, занимается интриганством»[277].

В то же время Николай стремился к примирению с властями. Архиепископ Василий рассказывает: «И действительно, вслед за тем раздался голос митрополита Николая: „Вы завтра, как я слышал, будете у Макарцева. Очень прошу Вас, скажите ему то, что Вы говорили мне, — как широко известна за границей моя деятельность в защиту мира, как я лично известен, как ценят мои выступления и какое они имеют значение для Советского Союза, и что они подымают престиж этой страны! (Надо сказать, что дословно я этого никогда не говорил митрополиту Николаю. А говорил Куроедову (см. выше) из желания помочь митрополиту Николаю с поездкой во Францию. — А.В.) Очень прошу Вас это сделать, Вы тем самым много мне поможете“. Я согласился, хотя и без большой охоты. Мне стало жалко митрополита Николая. Еще недавно чуть ли не самый влиятельный и сильный иерарх Московской Патриархии теперь просит помощи и защиты у приехавшего из-за границы епископа-эмигранта, значительно более молодого по возрасту и хиротонии»[278].

9 сентября Николай обратился с письмом к Хрущеву: «Мне чрезвычайно тяжело оставить центральное церковное управление и работу, исходящую отсюда в защиту мира и незаслуженно принять это понижение по линии моей работы». Перечислив все награды, которыми удостоило его советское государство и все свои заслуги перед Родиной (включая опасность от «бендеровцев» и неразорвавшихся бомб во время войны), митрополит обращается к главе партии и правительства так, будто тот — Патриарх: «Я горячо прошу Вас, дорогой Никита Сергеевич, разрешить мне работать в Москве в моем прежнем звании митрополита Крутицкого». Митрополит пытается представить дело так, будто и руководство Отделом внешних сношений он оставил по своей воле: «Внешнюю церковную деятельность Патриархии я передал своему молодому помощнику в июне сего года». Но готов и дальше курировать это направление, дабы не пропал накопленный опыт. Никак не хочет митрополит уезжать из Москвы в Ленинград — даже справками запасся, что Ленинград вреден для его здоровья (но Патриарх-то предлагал любую кафедру на выбор). Николай умоляет Хрущева так, будто речь идет если не о казни, то об аресте: «Пощадите меня ради этой моей посильной многолетней работы для великой Родины, верным сыном которой я был и буду до последнего издыхания»[279].