Дитя-невидимка

Маленькая мюмла молчала и смотрела на Хомсу оценивающим взглядом. Наконец она сказала:

— Меня зовут Мю. Я тебя уже видела. Ты возился с таким толстым маленьким хомсиком, и все бубнил что-то себе под нос, и так смешно размахивал лапами. Хи-хи.

— Ну и что? — сказал Хомса. — Чего ты сидишь на шкафу? Очень даже глупо.

— Для некоторых, — медленно проговорила малышка Мю, — для некоторых это, может быть, и глупо, а для меня — единственная возможность избежать ужаснейшей участи.

Она наклонилась над краем шкафа и прошептала:

— Живые грибы уже добрались до гостиной.

— Живые грибы? — переспросил Хомса.

— Мне отсюда видно, что они уже за дверью, — продолжала малышка Мю. — Они выжидают. Было бы неплохо, если б ты свернул вот этот коврик и положил его под дверь. А то они сожмутся и пролезут в щель.

— Это правда? — спросил Хомса, глотая подкативший к горлу комок. — Сегодня утром их не было. Это я их придумал.

— В самом деле? — высокомерно произнесла Мю. — Это липкие-то? Те, что похожи на большое ползающее одеяло, те, что хватают каждого, кто попадается им на пути?

— Не знаю, — прошептал трясущийся от страха Хомса. — Я не знаю…

— Мою бабушку грибы уже облепили, — как бы между прочим сказала Мю. — Она там, в гостиной. Вернее, то, что от нее осталось. Она сейчас похожа на огромный зеленый мешок, одни только усы торчат. Можешь и перед этой дверью положить коврик. Если это, конечно, поможет.

Сердце у Хомсы бешено колотилось, и лапки с трудом слушались его, когда он сворачивал коврики. И где-то в доме все тикали и тикали часы.

— Такой звук издают грибы, когда растут, — объяснила Мю. — Они будут разрастаться и разрастаться до тех пор, пока дверь не затрещит, и тогда они…

— Возьми меня к себе на шкаф! — закричал Хомса.

— Здесь слишком мало места, — сказала Мю.

Раздался стук в парадную дверь.

— Странно, — сказала Мю, — странно, что им еще не лень стучаться, ведь они могут и так зайти, когда им вздумается…

Услышав это, Хомса бросился к шкафу и попытался на него вскарабкаться. В дверь снова постучали.

— Мю! Стучат! — закричал кто-то в соседней комнате.

— Слышу! — отозвалась Мю. — Там открыто! Это бабушка кричала, — объяснила она. — Неужели бабушка еще может говорить?..

Хомса уставился на дверь гостиной. Дверь медленно приоткрылась, образовав узкую черную щель. Хомса вскрикнул и мигом забрался под диван.

— Мю, — сказала бабушка, — сколько раз я тебе говорила, что, когда стучат, нужно пойти и открыть. А зачем ты положила под дверью ковер? И когда я, наконец, смогу спокойно поспать?..

Это была старая-престарая и очень сердитая бабушка в белой ночной рубашке. Она вышла из комнаты, открыла входную дверь и сказала: «Добрый вечер».

— Добрый вечер, — ответил Хомсин папа. — Простите за беспокойство, вы случайно не видели моего сына?

— Он под диваном! — закричала малышка Мю.

— Можешь вылезать, — сказал папа. — Я на тебя не сержусь.

— Ах, под диваном, вот оно что, — устало проговорила бабушка. — Конечно, хорошо, когда ребятишки ходят друг к другу в гости, и малышке Мю никто не запрещает приглашать к себе друзей. Но все-таки хотелось бы, чтобы они играли днем, а не ночью.

— Я очень сожалею, — торопливо заговорил папа. — В следующий раз он придет пораньше.

Хомса выполз из-под дивана. Он не смотрел ни на Мю, ни на ее бабушку. Он направился прямо к двери, вышел на ступеньки и шагнул в темноту.

Папа шел рядом, ни слова не говоря. Хомса чуть не плакал от обиды.

— Папа, — сказал он. — Эта противная девчонка… Ты не поверишь… Я туда больше никогда не пойду! Она мне наврала! Она обманывает! Она все врет!

— Я тебя понимаю, — утешал его папа. — Иногда бывает очень неприятно, когда тебя обманывают.

И они пришли домой и съели все сладкое, которое осталось после ужина.

Филифьонка в ожидании катастрофы

Жила-была Филифьонка, которая стирала в море свой большой лоскутный коврик. Усердно работая мылом и щеткой, она продвигалась в направлении голубой полоски, поджидая каждую седьмую волну, набегавшую в тот самый миг, когда нужно было смыть мыльную пену.

Потом она снова бралась за щетку, продвигаясь к следующей голубой полоске, и солнышко припекало ей спину. Она опустила свои тонкие ноги в прозрачную воду и все терла и терла лоскутный коврик.

Стоял тихий и ласковый летний день, самый что ни на есть подходящий для стирки ковров. Сонная, неторопливая, накатывала мелкая волна, помогая в работе… И над красной Филифьонкиной шапочкой жужжали шмели, принимавшие ее за цветок.

«Зря стараетесь, меня не проведешь, — нахмурившись, думала Филифьонка. Знаю я, как оно обычно бывает. Перед катастрофой всегда все кажется таким мирным и безмятежным».

Она добралась до последней голубой полоски, дождалась, когда прокатится седьмая по счету волна, и погрузила ковер в воду, чтобы прополоскать его.

По каменистому красноватому дну плясали солнечные зайчики. Они плясали и по Филифьонкиным ногам, покрывая их позолотой.