Дитрих Бонхёффер. Праведник мира против Третьего Рейха

Тем временем уже призвали многих из бывших семинаристов из Финкенвальде, Кёслина, Шлаве и Зигурдсхофа, один из них погиб на третий день боев. К концу войны из 150 молодых семинаристов и участников «коллективного пастората» в живых останется менее половины. 20 сентября Бонхёффер написал братьям окружное послание:

...

Я получил известие, которое передаю нынче вам: наш возлюбленный брат Теодор Маас погиб в Польше 3 сентября. Вас это известие ошеломит, как ошеломило и меня, но прошу вас, возблагодарим Бога, вспоминая его. Он был добрым братом, кротким и верным пастором Исповеднической церкви, человеком, который жил Словом и таинством. Бог счел его достойным принять страдание. Уверен, он был готов к уходу. Когда Бог наносит такие раны, не следует заполнять их словами человеческими. Эта рана должна оставаться открытой. Единственное наше утешение – Господь воскрешающий, Отец Господа нашего Иисуса Христа, который был и остался Отцом также и ему. В Господе мы узнаем наших братьев, в Нем – вечное товарищество тех, кто уже одержал победу, и тех, кто еще ждет своего часа. Воздадим хвалу Господу за нашего покойного брата и да пребудет Он милосерден к нам до конца453.

Война поставила Бонхёффера в трудное положение. Он и без того был (по крайней мере, с виду) человеком парадоксальным, а война усиливала эти противоречия. Бонхёффер не собирался воевать за гитлеровскую Германию, но он всегда поддерживал молодежь, которая воспринимала ситуацию иначе, чем он. Он также понимал, что у молодежи, в отличие от него, нет иного выбора. Альберт Шёнхер описывал тогдашнюю обстановку так:

...

Благодаря нацистской пропаганде и поскольку ситуация была нечеткой, мы чувствовали – ну, в общем, что нам в итоге придется воевать, нужно защищать Родину. Не без угрызений совести, разумеется, нет. И уж никак не с патриотическим энтузиазмом… В конце концов, вполне очевидно было, что всякий, кто попытается в военное время уклониться от призыва, лишится головы. Тот ли это момент, когда настала пора жертвовать жизнью, забыть о семье, обо всем, чем мы дорожили? Или же час еще не настал? Бонхёффер не говорил нам: не ходите на войну… С сегодняшней точки зрения вы воспринимаете все гораздо более критически. В том числе и потому, что теперь нам известно все, что произошло. Но тогда у нас не было полной ясности. Сам Бонхёффер горевал оттого, что поддержал человека, наотрез отказавшегося от службы – этот человек был казнен. Мы все находились в странном и трудном положении454.

Сквозь зеркало

В середине октября, когда бои в Польше закончились, показалось возможным возобновить коллективный пасторат, хотя бы в Зигурдсхофе. Прибыло восемь семинаристов, и Бонхёффер продолжил с того места, на котором остановился. Он все время перемещался из сказочной, не от мира сего, идиллии померанских лесов в бурлящий интригами котел Берлина и обратно. Зима выдалась на редкость суровая, и все же это была чистая радость – укрыться в первобытном заснеженном мире, вдали от жестокой реальности войны.