Дитте – дитя человеческое

Йоханнес, как кошка, вскочил на ноги, выхватил нож и с секунду покрутился на месте, еще не придя в себя от внезапного пробуждения. Потом разглядел брата и прыгнул к нему. Ларс Петер почувствовал укол в щеку, лезвие звякнуло о его коренные зубы. Ударом кулака он сшиб Йоханнеса с ног и навалился на него, чтобы вырвать нож. Йоханнес, по-кошачьи ловкий и проворный, всячески изворачивался, кусался и все пытался пырнуть брата ножом. На губах у него выступила пена. Ларсу Петеру приходилось руками отбиваться от ударов ножа, и кровь так и капала из порезов. Только притиснув Йоханнеса коленом, одолел его Ларс Петер.

Йоханнес лежал, ловя ртом воздух.

— Пусти! — хрипел он.

— Ладно, если будешь вести себя как человек, — сказал Ларс Петер и слегка ослабил нажим. — Ты — мой младший брат, и мне бы не хотелось причинить тебе вред. Но и позволить тебе заколоть меня, как ты колешь свиней, я тоже не хочу.

Йоханнес вдруг напрягся и, упершись затылком и пятками в земляной пол, сделал «мост», чтобы легче сбросить с себя брата. Он уже высвободил одну руку и рванулся в сторону, чтобы схватить нож, валявшийся на небольшом расстоянии от него.

— Вот ты как! — сказал Ларс Петер и снова навалился на него всей тяжестью. — Так уж лучше связать тебя. Принесите веревку, дети!

Трое ребятишек, глядя на борьбу и сбившись в кучку у двери, стали прятаться друг за дружку.

— Ну?! — крикнул отец.

Кристиан побежал за Дитте, и она принесла веревку. Смело подойдя к боровшимся вплотную, она протянула веревку отцу и спросила:

— Помочь тебе, отец?

— Нет, не понадобится, девочка! — усмехнулся он. — Только придержи веревку, пока я скручу негодяя.

Он старательно связал брату руки на спине, поставил его на ноги и пообчистился.

— Валялся, видно, где-нибудь в грязи, как свинья. Весь измазался. Иди теперь смирно со мной в комнату, иначе — я не ручаюсь за себя. Как видно, против своей воли ты не стал сегодня убийцей.

Йоханнеса ввели в комнату и посадили на плетеный стул у печки. Детей выслали. Дитте и Кристиану отдан был приказ приготовить дядину телегу с упряжкой.

— Теперь мы одни, и я скажу тебе, что ты вел себя, как отъявленный негодяй, — медленно начал Ларс Петер. — Я уже сколько лет тосковал по своей родине и семье, и ты как будто принес мне желанный привет из родного дома. Теперь я дорого дал бы за то, чтобы никогда не получать такого привета. Все мы здесь отнеслись к тебе хорошо. Люди мы неизбалованные, и тебе не стоило бы больших трудов остаться в наших глазах хорошим и добрым. А что ты принес в наш дом? Свинство, плутни, злобу! Ты понимаешь, конечно, что теперь между нами все кончено. Забирай свою телегу с упряжкой и что там еще можно считать твоим, и — марш! Денег не жди. Ты растратил больше, чем приходилось на твою долю.

Йоханнес не отвечал и все время смотрел в сторону, избегая встретиться взглядом со старшим братом.

Телега подъехала. Ларс Петер вывел Йоханнеса, приподнял и усадил, как ребенка. Потом израненными, окровавленными руками развязал веревку. Из щеки у него тоже все еще сочилась кровь, стекая на подбородок и одежду.

— Уезжай теперь, — грозно сказал Ларс Петер, смахивая кровь с подбородка. — И поживее!

Йоханнес с минуту сидел, покачиваясь, словно сонный. Вдруг встрепенулся, захохотал во все горло и, разобрав вожжи, погнал лошадь со двора. Обогнув дом, он помчался по проезжей дороге. Ларс Петер постоял, глядя ему вслед, потом пошел к колодцу смыть с себя кровь. Дитте помогла ему промыть раны и залепила их пластырем.

В следующие дни у нее с отцом было много дела по уборке Сорочьего Гнезда, надо было стереть следы летних занятий. Ларс Петер закопал в землю последние остатки падали, убрал со двора чурбан. И если какой-нибудь крестьянин стучался ночью кнутовищем в окошко и кричал: «Ларс Петер, у меня есть для тебя дохлая скотина!» — он не откликался. Он хотел окончательно отделаться от всяких воспоминаний о колбаснике, собачнике и живодере.

VIII

Отъезд из Сорочьего Гнезда

Дитте работала и напевала. Все хозяйство лежало на ней, и она без устали сновала по дому. На глазу у нее была повязка, и всякий раз, проходя через кухню, она смачивала глаз какою-то желтоватой жидкостью. Это была моча — когда-то бабушка говорила ей, что это хорошее средство. Глаз сильно болел, под ним был огромный разноцветный синяк. Однако девочка была в хорошем настроении. Да, в сущности, больной глаз был причиной предстоящего отъезда из Сорочьего Гнезда — навсегда!

Ларс Петер вернулся домой, он ходил куда-то пешком. Повесив палку на кухонную дверь, он начал стаскивать с себя сапоги.

— Ну, как твой глаз? — спросил он Дитте.

— Теперь гораздо лучше. А что сказал учитель?

— Да что ж ему было сказать? Он считает, что ты правильно поступила, защищая брата, но ему не хочется вмешиваться в эту историю. И немудрено.

— Как так? Он же знает, как все вышло, и он такой справедливый.