Все вышло из-за Большого Кляуса. Ларс Петер не успел еще освоиться с тем, что его конь надрывается, работая на чужих людей. И у него сердце кровью обливалось, когда он видел, как тяжко приходится его верному коняге. К тому же Ларс Петер возмущался еще и тем, что ему приходится шататься без дела, несмотря на все прежние уверения и обещания трактирщика. Да, многое в поселке раздражало Ларса Петера. В один прекрасный день он решил отобрать у трактирщика своего коня, чтобы заняться старым промыслом. Он явился к трактирщику и резко потребовал свою лошадь.
— Пожалуйста! — трактирщик сам пошел с ним и приказал запрягать. — Вот твой конь, твоя телега и упряжь, — сказал он. — Больше, кажется, здесь ничего нет твоего?
Ларс Петер немножко растерялся. Он ожидал, что трактирщик заартачится, а тот стоит себе с самым добродушным видом, кроткий, как овца.
— Мне хотелось, кстати, забрать кое-чего у тебя в давке, — смущенно сказал Ларс Петер.
— Сделай одолжение, Ларс Петер Хансен, — отозвался трактирщик и прошел вперед него в лавку. Отвесил и того, и другого, и третьего, чего требовал покупатель, да еще сам напомнил — не забыл ли тот чего. Понемногу на прилавке выросла целая гора продуктов.
— Может, еще изюму для пряников к празднику? Дитте ведь сама печет у тебя!
Вот как он знал все, что кого касалось, и обо всем умел подумать.
Когда Ларс Петер хотел отнести продукты к себе на телегу, трактирщик ласково сказал:
— С тебя приходится сегодня столько-то и столько-то, да еще за тобой должок с прошлого раза.
— Разве нельзя подождать еще немножко? Пока я получу сполна расчет по аукциону?
— Никак нельзя… Я ведь еще не знаю тебя.
— Ага! Стало быть, я наказан! — вскипел Ларс Петер.
— Какое же тут наказание? Ведь нужно же все-таки знать человека, раньше чем отпускать ему в кредит.
— Разумеется! Вижу, вижу, каков ты гусь! — крикнул Ларс Петер и выбежал из лавки.
Трактирщик проводил его до телеги.
— Когда-нибудь ты оценишь меня правильнее, чем сегодня, — сказал он с невозмутимым добродушием. — Тогда мы с тобой и потолкуем хорошенько. Но чтобы не забыть самого главного: где ты возьмешь корм для лошади?
— Как-нибудь устроюсь, — коротко ответил Ларс Петер.
— А про конюшню ты не забыл? Теперь ведь холодно.
— И это я сам улажу. Не твоя печаль!
И Ларс Петер поторопился уехать — в сущности просто назло. Он сам понимал отлично, что ни корму, ни конюшни ему негде взять, — разве только у того же трактирщика. Дня через два он отослал с Кристианом свою упряжку обратно на постоялый двор.
Вот, значит, какое было дело! Теперь Ларс Петер стал умнее или, но крайней мере, осторожнее. И если его иногда непреодолимо влекла к себе проезжая дорога и хотелось хоть полдня провести с Большим Кляусом, он вежливо просил трактирщика одолжить ему конягу. И случалось, что ему не отказывали. Тогда они оба с конем вели себя, как двое влюбленных, редко видящихся и пьяневших от счастья при свидании. Люди уверяли, что у Ларса Петера и Большого Кляуса был такой вид, словно они оба подвыпили.
Вообще же Ларс Петер не стал умнее, и трактирщик по-прежнему был для него загадкой, ставил его в тупик своей необыкновенной заботливостью и потребностью прибирать к своим рукам всех и все.
Столь же «мало понимал Ларс Петер и своих компаньонов по лодке и прочих людей в поселке. Он прожил жизнь среди крестьян-хуторян, которые держались особняком, каждый сам по себе, крепко цепляясь за свое. И ему тогда часто недоставало общения с людьми. Жизнь в поселке, где люди живут дверь в дверь, могут в любую минуту подать друг другу руку помощи, по-приятельски поболтать между собой — какою уютною казалась она ему, когда он глядел на нее со стороны, из уединенного Сорочьего Гнезда! А на деле что оказалось? Работают здесь в поселке спустя рукава, отвиливают от всякой ответственности, от всяких забот о себе и о других, сами перебиваются кое-как, со дня на день, с хлеба на воду, а всю прибыль оставляют в руках чужого человека. Просто чудо, как этот горбатый черт загребает себе все своими длинными ручищами, а люди хоть бы пикнули. Должно быть, ему помогает нечистая сила.