— В некотором смысле все это похоже на арену, — заметил Фейд-Раус. -Притворство внутри притворства. Нужно следить за тем, куда уклонился гладиатор, куда он посмотрел, как он держит нож.
Он видел, что его слова понравились дяде. При этом он подумал: "Да! Как на арене. И лезвие — ум!?
— Теперь ты понимаешь, как нуждаешься во мне, Фейд? — спросил барон. — Я еще могу быть полезен.
«Кинжал полезен, пока не притупится», — подумал Фейд-Раус, а вслух произнес:
— Да, дядя.
— А теперь, — сказал барон, — мы вместе отправимся в помещение рабов. И я прослежу за тем, как ты собственными руками убьешь всех женщин в крыле удовольствий.
— Дядя?
— У нас будут другие женщины, Фейд. Но я уже сказал, что больше не допущу ошибки.
Лицо Фейд-Рауса потемнело.
— Дядя, вы...
— Ты примешь это наказание и кое-что вынесешь из него, — сказал барон.
Фейд-Раус увидел злорадство в глазах дяди. «И я должен помнить эту ночь, — сказал он. — И помня ее, я должен помнить другие ночи».
— Ты не откажешься, — сказал барон.
«Что бы он сделал, если бы я отказался?» — спросил себя Фейд-Раус. Но он знал, что существовали более изощренные наказания, которые бы согнули его еще более грубо.
— Я тебя знаю, Фейд. Ты не откажешься.
"Хорошо, — подумал Фейд-Раус. — Сейчас ты мне нужен, я это понимаю. Сделка заключена. Но я не всегда буду в тебе нуждаться. И когда-нибудь...?
Глава 2
Глубоко в человеческом подсознании заключена укоренившаяся потребность в подчиняющейся логике, имеющей смысл вселенной. Но мысленная вселенная всегда на шаг не совпадает с логической.
Принцесса Ирулэн.
Собрание высказываний Муаддиба.
«Я видел много правителей Великих домов, но никогда не встречал свинью более тучную и опасную, чем эта», — сказал себе Зуфир Хават.
— Можешь говорить со мной откровенно! — прогремел барон. Он откинулся на спинку суспензорного кресла, устремив на Хавата взгляд заплывших жиром глаз.
Старый ментат посмотрел на гладкую поверхность разделяющего их стола и отметил его помпезную отделку. В этом, как и в красных стенах совещательной комнаты барона, и в пряных запахах трав, сквозь который пробивался более сильный запах мускуса, был виден вкус барона.
— Ты не заставишь меня остаться лишь пассивным исполнителем, пославшим Раббана. Это предупреждение только потому, что ты так захотел, сказал барон.
Морщинистое лицо старого Хавата осталось бесстрастным, не отразив ни одного из обуревающих ментата чувств. — Я хочу знать, — продолжал барон, — какие признаки на Арраки дали тебе пищу для подозрений относительно Салузы Второй. Одних твоих слов насчет того, что император якобы находится в какой-то связи с Арраки и этой таинственной планетой, недостаточно. Я послал столь поспешное предупреждение Раббану лишь потому, что туда отправлялся лайнер. Ты сказал, что промедление недопустимо. Очень хорошо, но теперь я должен получить объяснения.
«Он слишком много болтает, — подумал Хават. — Он не похож на Лето. Тот мог сообщить обо всем, что мне нужно, лишь одним движением бровями или руки. И на старого герцога он не похож. У того одно сказанное с определенным выражением слово заменяло целое предложение. А эта глыба! Тот, кто его уничтожил бы, сделал бы ценный подарок человечеству».
— Ты не уйдешь отсюда до тех пор, пока я не получу полного и подробного объяснения, — предупредил ментата барон.
— Вы недооцениваете Салузу Вторую, — сказал Хават.
— Это колония для уголовников, — возразил барон. — На Салузу Вторую посылаются отбросы со всей Галактики. Что еще мы должны знать?
— Условия на тюремной планете более деспотичны, чем где-либо еще, возразил Хават. — Вы слышите о том, что смертность там составляет более шестидесяти процентов. Вы слышите о том, что император практикует там все формы деспотизма. Вы слышите обо всем этом и не задаете вопросов. — Император не позволяет Великим домам обследовать эту планету, проворчал барон. — Но и в мои подземные темницы он тоже не заглядывает.
— И это... — Хават приложил к губам костлявый палец, — отбивает у вас охоту проявлять любопытство в отношении Салузы Второй?
— Некоторыми тамошними делами нельзя похвастаться.
Хават позволил себе улыбнуться — чуть заметно, одними губами. Глаза его блеснули в свете глоуглоба, когда он посмотрел на барона.
— И вы никогда не задумывались о том, где император берет своих сардукаров?
Барон поджал свои толстые губы, сделавшись похожим на обиженного ребенка. Голос его был сердитым, когда он сказал:
— Он проводит наборы рекрутов... так говорят... существует воинская повинность...
— Ха! — не выдержал Хават. — То, что вы слышите о подвигах сардукаров, это ведь не слухи! Эти сведения получены из первых рук, от тех немногих выживших, кому приходилось сражаться с сардукарами.
— Сардукары — превосходные солдаты, это несомненно, — сказал барон. -Но, думаю, мои собственные легионы...