Дюна

— Сядь, — сказала она. — Ты тоже осмелился обвинить меня в этом. Он медленно опустился на стул. А Джессика, читая его мысли, с облегчением подумала: «Это не Хават».

— Теперь я знаю, что ты хранишь верность моему герцогу, — сказала она. — Поэтому я готова простить тебе свою обиду.

— А есть ли что прощать, госпожа?

Джессика нахмурилась, размышляя: «Может, сказать ему о моем главном козыре? О дочери герцога, которую я вот уже несколько недель ношу под сердцем? Нет! Сам Лето еще не знает об этом. Это только осложнит его жизнь, рассеет его внимание в то время, когда он должен сосредоточить все свои силы на борьбе за наши жизни. Еще не пришло время об этом говорить».

— Знающий правду разрешил бы этот наш спор, — примирительно произнесла она, — но у нас нет такого человека.

— Как скажете. У нас нет человека, знающего правду.

— Зато среди нас есть предатель! — воскликнула она. — Я изучила наших людей с огромным вниманием. Кто это может быть? Не Гурни и, конечно, не Дункан. Их лейтенанты недостаточно опытны, чтобы решать серьезные дела. Это не ты, Зуфир. Это не может быть Пол. Я знаю, что это не я. Остается доктор Уйе. Следует ли мне позвать его и устроить ему испытание?

— Это напрасный труд, — сказал Хават. — Он воспитан Высшим колледжем, это я знаю наверняка.

— Его жена Бене Гессерит была убита Харконненами, — сказала Джессика.

— Вот как!

— Разве вы не слышите ненависти в его голосе, когда он говорит о Харконненах?

— Вы знаете, что у меня нет слуха.

— Что заставило вас подозревать меня? — спросила она. Хават нахмурился.

— Моя госпожа ставит своего слугу в неудобное положение. Мой первый хозяин — герцог.

— За это я готова тебе многое простить.

— И снова я должен спросить: есть ли что прощать?

— Что же нам делать? — спросила она. Он пожал плечами.

— Давай тогда возьмем кого-нибудь другого, — сказала она. — Дункана Айдахо, например, великолепного воина, чьи способности к охране и наблюдению заслуживают глубокого уважения. Сегодня вечером он переусердствовал кое в чем, носящем название пива со спайсом. Я слышала, что и другие наши люди бывали одурманены этой смесью. Это верно?

— У вас есть собственная информация, моя госпожа?

— Да, есть. Неужели вы не рассматриваете это пьянство как симптом, Зуфир?

— Моя госпожа говорит загадками.

— Напрягите свои способности ментата! — вспылила она. — В чем причина того, что происходит с Дунканом и с остальными? Могу вам ответить: у них нет дома.

Он указал пальцем в пол:

— Арраки — вот их дом!

— Арраки для них — неизвестная земля. Их домом был Каладан, но мы лишились этого дома. У них нет дома, и они боятся, что герцог их покинет.

Он окаменел от изумления.

— Если бы так заговорил один из наших людей, то это можно было счесть…

— Ах, прекратите, Зуфир! Разве доктор совершает предательство, поставив правильный диагноз? Разве можно его за это считать пораженцем? Моя единственная цель — вылечить болезнь.

— Герцог доверяет мне в этих вещах.

— Но вы должны понимать, что у меня есть опыт лечения таких болезней, — сказала она. — И, возможно, ты согласишься, что у меня есть некоторые лекарства.

«Мне придется ввести его в еще более жестокий шок, — сказала она себе. — Он нуждается во встряске, которая выбьет его из состояния рутины».

— У вашего умения может быть много интерпретаций, — говоря это, Хават пожал плечами.

— Вы уже вынесли мне обвинительный приговор?

— Конечно нет, моя госпожа. Но я должен обратить внимание на любую возможность, и события покажут, насколько они верны.

— Угроза моему сыну прошла здесь, в этом доме, незамеченная вами, — сказала она. — Кто воспользовался этой возможностью?

Его лицо потемнело.

— Я принес свои сожаления герцогу.

— Не сказали ли вы о своих сожалениях также мне… или Полу? Теперь он сердился уже открыто: ноздри его раздувались, глаза горели.

Она видела, как бьется жилка на его виске.

— Я — человек герцога, — произнес он четко, с расстановкой выговаривая каждое слово.

— Это не предательство, — сказала она. — Угроза в чем-то другом. Возможно, это имеет отношение к ласганам. Возможно, они рискнут поставить в нескольких ласганах часовые механизмы, нацеленные на домашние защитные поля.

— И кто сможет сказать после взрыва, не был ли он атомным? — спросил он. — Нет, моя госпожа, они не пойдут на действия столь нелегальные. Радиация рассеивается долго, улики слишком серьезны. Этот путь для них закрыт, ставка должна делаться на предательство.

— Вы — человек герцога! — не выдержала она. — Могли бы вы уничтожить его в попытке спасти?

Он набрал воздуху в легкие и сказал:

— Если вы невиновны, я принесу вам самые унизительные извинения.

— Посмотри на себя, Зуфир, — сказала она. — Люди живут лучше всего тогда, когда каждый из них имеет собственное место, когда каждый знает, что он делает в обществе. Уничтожьте это место — погибнет и человек. Мы с вами, Зуфир, из всех тех, кто любит герцога, лучше всего подходим для того, чтобы уничтожить его место. Разве не могла я нашептать о тебе герцогу ночью? Когда лучше всего западают в голову подобные подозрения? Следует ли мне говорить яснее?

— Вы мне угрожаете? — насупился он.