Дюна

Семейную жизнь в «Императорских яслях» многим трудно понять, но я попытаюсь кое-что объяснить вам. Мне кажется, что у моего отца был только один настоящий друг – граф Хасимир Фенринг, генетический евнух, один из самых грозных бойцов Империи. Граф, уродливый щеголь, однажды привел к отцу новую рабыню-наложницу, и мать отправила меня проследить за происходящим. Все мы шпионили за отцом в целях самосохранения. Конечно, ни одна из рабынь-наложниц, разрешенных отцу по соглашению Бинэ Гессерит и Гильдии, не могла родить наследника, но кто-то все равно постоянно интриговал, и однообразие этих замыслов угнетало. Мы – моя мать, я и сестры – научились искусно избегать тончайших орудий убийства. И ужасно даже подумать такое, но я вовсе не уверена, что отец не принимал участия в некоторых покушениях. Императорская семья отличается от обычных.

Новая рабыня-наложница была рыжеволоса, как мой отец, гибка и изящна. У нее были мускулы балерины, а подготовка, вне сомнения, включала способность к обольщению на уровне нейронов. Мой отец долго смотрел, пока она позировала без одежды. Наконец он сказал: «Она слишком прекрасна. Лучше сбережем ее в качестве подарка». Вы даже не представляете, какой ужас вызвало подобное самоограничение в «Императорских яслях». Коварство и самообладание, в конце концов, представляли наиболее смертельную угрозу для нас.

Принцесса Ирулан. «В доме моего отца»

Поздним вечером Пол вылез из конденстента. Расщелина, в которую он втиснул их крошечный лагерь, погрузилась в глубокую тень. Он глянул через пески на дальний утес, размышляя, будить ли мать, еще спавшую в палатке.

Гребни за гребнями перед глазами… Тени вдали густели и казались осколками ночи.

Кругом равнина.

Ум его бессознательно искал какой-нибудь ориентир, но в дрожащем от жары воздухе не было видно ничего: ни цветка у ног, ни раскачивающейся от дуновения ветерка ветви поодаль. Только дюны да словно обтаявший камень дальнего утеса под блестящим серебристо-голубым небом.

«Что, если там окажется одна из заброшенных испытательных станций? – подумал он. – Вдруг там нет и фрименов, а растения, которые мы видим, выросли там сами?»

Джессика проснулась, повернулась на бок и поглядела через прозрачный торец палатки на Пола. Он стоял спиной к ней, и что-то в фигуре сына напомнило ей герцога. Почувствовав, как вздымается в душе волна горя, она отвернулась.

Позже, наконец, она подрегулировала конденскостюм, пригубила воды из кармана палатки, выскользнула наружу и потянулась, чтобы взбодриться.

Не поворачивая головы, Пол сказал:

– Я начинаю наслаждаться тишиной, что царит здесь.

«Как быстро ум его приспосабливается к ситуации!» – подумала она и припомнила аксиому из кодекса Бинэ Гессерит: «Человеческий разум, если его вынудить, может развиваться в обоих направлениях, положительном и отрицательном, в сторону «да» и в сторону «нет». Считайте, что перед вами спектр, пределом которого является бессознательное с одной, отрицательной, стороны и гиперсознание с положительной стороны. И в какую сторону отклонится при воздействии разум, зависит от обучения».

– Здесь можно неплохо жить, – сказал Пол.

Она попыталась увидеть пустыню его глазами, принять как должное все трудности, представить себе те варианты будущего, которые могли открыться взгляду Пола. «Здесь, в пустыне, можно быть одному, – подумала она, – не боясь, что за спиной окажется кто-то… жить, не опасаясь охотника».

Она шагнула вперед, встала впереди Пола, приставила бинокль к глазам, отрегулировала масляные линзы и вгляделась в скалу перед ними. Правильно, сагуаро, колючий кустарник… в тени его – спутанная желто-зеленая трава.

– Надо собираться, – сказал Пол.