— Вовсе нет, — возразила графиня Фенринг, поднимаясь и оглядывая галереи.
Барон залюбовался линией шеи. Как великолепно лежат на ней мышцы! Совсем как у мальчика.
— Им понравился поступок вашего племянника, — улыбнулась леди Фенринг.
Наконец и в самых верхних рядах поняли, что сделал Фейд-Раута, увидели, что слуги уносят тело невредимым.
Барон следил за зрителями. Да, она сказала верно. Люди, словно обезумев, восторженно кричали, топали и хлопали друг друга по спине, по плечам. Барон устало произнес:
— Я должен объявить большой праздник. Нельзя отпускать их вот так — возбужденных, с нерастраченной энергией. Они должны видеть, что я разделяю их. восторг…
Он махнул страже, и слуга над ложей приспустил и вновь поднял оранжевый харконненский вымпел. Раз, и другой, и третий. Сигнал к празднику.
Фейд-Раута пересек арену, вернул кинжалы в ножны и, опустив руки, встал перед золотой ложей. Перекрывая неутихающий рев толпы, он крикнул:
— Празднуем, дядя?
Шум начал понемногу стихать: зрители увидели, что правитель говорит с племянником-победителем.
— Да, Фейд! Праздник в твою честь! — крикнул в ответ барон. И в подтверждение велел повторить сигнал.
Напротив ложи были отключены барьеры предусмотрительности. Какие-то молодые люди спрыгивали на арену и бежали к Фейд-Рауте.
— Вы распорядились снять пред-барьеры, барон? — спросил граф.
— Ничего, никто не причинит парню вреда, — отмахнулся барон. — Он сегодня герой!
Первый из бегущих достиг Фейд-Рауты, поднял его на плечи и понес вокруг арены.
— Нынче ночью он мог бы бродить по самым бедным трущобам Харко без оружия и без щита, — сказал барон. — Они разделят с ним последний кусок и последний глоток, лишь бы оказаться рядом с благородным победителем.
Барон с усилием поднял себя из кресла, перенес вес на силовую подвеску.
— Прощу простить меня. Совершенно безотлагательные дела требуют моего присутствия. Стража проводит вас во дворец.
Граф тоже поднялся, поклонился:
— Разумеется, барон. Мы с нетерпением предвкушаем праздник. Я, ах-х-х-мм-м-м, никогда еще не видел праздника у Харконненов.
— Да, — сказал барон, — праздник… — Он повернулся. Стража окружила его плотным кольцом, и он вышел из ложи через свой личный выход.
Капитан стражи поклонился графу:
— Какие будут приказания, милорд?
— Мы, пожалуй, ах-х, подождем, пока разойдется, мм-м-м, толпа.
— Слушаю, милорд. — Прежде чем повернуться, охранник отступил в поклоне на три шага.
Граф Фенринг склонился к своей леди и на их тайном мычащем языке спросил:
— Ты видела, разумеется?
Она ответила, пользуясь тем же кодом:
— Мальчишка знал, что гладиатор будет одурманен. В какой-то момент он действительно испугался. Но не удивился.
— Все было подстроено, — сказал он. — Весь этот спектакль.
— Несомненно.
— И тут пахнет Хаватом.
— И еще как.
— Сегодня я требовал, чтобы барон уничтожил Хавата…
— Это была твоя ошибка, дорогой.
— Теперь я и сам это вижу.
— Похоже, довольно скоро у Харконненов может оказаться новый барон.
— Если Хават задумал именно это…
— Да, это стоит проверить, — кивнула леди Фенринг.
— Молодым легче будет управлять.
— Нам — да… после сегодняшней ночи.
— Думаю, ты не ожидаешь особых проблем и соблазнишь его без труда… моя маленькая племенная кобылка?
— Конечно, любимый. Ты же видел, какими глазами он смотрел на меня.
— Да. И теперь я понимаю, почему нам надо сохранить его гены.
— Разумеется. И нам придется установить над ним контроль. Я заложу на глубинных уровнях его подсознания необходимые кодовые фразы, с помощью которых мы сможем в нужный момент согнуть его, воздействуя на его прана и бинду-систему.
— И мы покинем планету как можно скорее. Как только, ты будешь уверена в успехе.
Ее передернуло.
— Ни минуты лишней! Я никак не хотела бы вынашивать ребенка в этом ужасном месте.
— Чего только не приходится делать во имя человечества, — вздохнул граф.
— Тебе легко говорить…
— Тем не менее и мне пришлось перебороть кое-какие старые предрассудки, заметил граф. — Даже не старые — вечные.
— Бедненький. — Она потрепала его по щеке. — Но ты же знаешь, это — единственный надежный способ сохранить генетическую линию.
— Я прекрасно понимаю, что мы делаем и для чего, — сухо ответил он.
— Не думаю, что мы потерпим неудачу, — сказала она.
— «Вина начинается с ощущения неудачи», — напомнил граф.
— При чем здесь вина? — возразила она. — Гипнолигация[9]
психики Фейд-Рауты, его ребенок в моем чреве — и домой.— Этот его дядя, — пробормотал граф. — Тебе приходилось когда-либо видеть настолько искаженную душу?
— Свиреп, свиреп, — ответила она. — Но племянничек вполне может перещеголять дядюшку.
— Спасибо за это все тому же дядюшке. Подумать только, кем мог бы стать этот парнишка при другом воспитании — например, если бы его воспитывали в духе Кодекса Атрейдесов…
— Да, грустно, — согласилась она.