Диверсантка (СИ)

Две другие были девочками. Панина девяти лет, и Свириденко одиннадцати лет. Обе погибли при бомбёжках. Но ехали по маршрутам в районе прифронтовой полосы Ржевско-Вяземского выступа. Николай почитал рапорта, повертел их в руках, понимая, что могли происходить и другие подобные случаи, не попавшие в отчёты особистов. Ничего ведь не пропадало, урона никто не понёс, а дети есть дети. И уже отложил было бумаги, решив, что полезной информации во всём этом ноль, но следуя исключительно привычке разбирать всё до последней запятой, выяснил место нахождения означенных поездов. И обнаружил, что по счастливой случайности как раз сейчас стоит в Можайске на укомплектовании поезд № 187, тот самый, с которого пропала когда-то Аглая Скобянникова. Воистину, неисповедимы военные дороги!

Орлов отправился на вокзал, отыскал и поезд, и начальника, и старшую сестру, взявшую девочку санитаркой. Звали её Анной Тимофеевной, начальник станции нашёл комнату для разговора, ещё и горячего чаю принёс.

- Ну что вам сказать? - тихо начала рассказ Анна Тимофеевна, грея руки о стакан с чаем. - Да, прибилась девочка к поезду. Плакала, говорила, семья погибла полностью, одна осталась, податься некуда. Жалко её стало. А она - возьмите, мол, поломойкой, всё делать буду. Хоть так фашистам отомщу, раз в армию не берут. Сама худенькая, маленькая, в чём душа держится. Сказала, что ей десять лет, но, по-моему, приврала. Добавила год или два. Но с работой справлялась...

- Документов, конечно, никаких не показывала? - спросил на всякий случай Орлов.

- Да какое там, - слабо улыбнулась женщина. - При ней и был-то худой вещмешок с тряпочками, да смешной плюшевый медвежонок с оторванной лапой. Говорила, подарок отца. Никогда с этим мишкой не расставалась. Да и какие документы у ребёнка? А у нас, как назло, нехватка рук, хоть вой...

- А как она ушла? - задал свой главный вопрос особист.

- На полустанке выскочила, вроде как знакомого кого-то на перроне увидела. Мол, знать может, где её тётка сейчас находится. Кроме этой тётки у Аглаши никого не осталось. Ну, я разрешила, только быстро, говорю, стоим всего минуту. А потом замоталась, дел-то много. Когда кинулась, поезд давно в пути был, а Аглаю никто не видел. Отстала, видать. А может, повезло ей? Знакомый этот, может, к тётке девочку отвёл? Вот было бы здорово...

- Как хоть выглядела эта ваша санитарка? - уже совсем на всякий случай спросил Николай.

- Да как, как все дети, наверное. Волосёнки русые, глаза серые. Худенькая очень, говорю же... Да, родинка у неё под левым глазом, смешная такая...

Старшая сестра ни разу не поинтересовалось, почему её расспрашивают о девочке. Лейтенант Госбезопасности, раз задаёт вопросы, значит, имеет право. Вон, начальник станции, у которого дров не допросишься, на цыпочках бегает. А Орлов подумал: «Пустая затея была с самого начала, нет тут ничего». Но вслух поблагодарил Анну Тимофеевну, с чем и распрощались.

В начале мая Орлов убедил старшего майора в необходимости поездки в Особый отдел Брянского фронта, больше надеясь на слепую удачу, чем логически объясняя целесообразность такого хода. Поскольку данных по диверсанту (или группе) было по-прежнему крайне мало, точнее не было совсем, начальник разрешил. Военно-транспортным самолётом Николай добрался до Белёва, под которым расположился штаб фронта.

Лейтенант вновь засел за рапорта, и наткнулся на докладную записку одного из дивизионных особистов, где говорилось о заявлении гражданина, якобы видевшего подозрительного человека на станции Луговая недалеко от Мценска. Записка была датирована 30 марта, но написана была столь невнятно и бестолково, что Орлов сути не уловил. Оперативник, её составивший, переведён в штаб Юго-Западного фронта, но фамилию заявителя Николай запомнил. И разыскал этого человека в Белёве.

Человек оказался уроженцем Брянска, всю жизнь там прожившим (лишь война заставила перебраться за линию фронта, да и то неглубоко в тыл и временно), да вдобавок бывшим милиционером. Службу начинал ещё до революции, топтуном в криминальной полиции. После свержения царизма легко принял Советскую власть и пошёл в милицию, опять же в службу наружного наблюдения. Опыт был у деда ещё тот - такие детали подмечал, что простому смертному и в голову не пришли бы.

Они сидели в полуразрушенном доме. Совсем недалеко располагался занятый немцами Брянск, окружённый нашими войсками. Там постреливали, бои приняли затяжной позиционный характер. Иван Константинович разогрел чай на печи. Сейчас, в мае, стало наконец-то теплее, но старик всё ещё топил и носил тёплую безрукавку. Прихлёбывая кипяток, слегка подкрашенный заваркой, неторопливо рассказывал: