Дивный новый мир финансов

Мировая валютная система, базирующаяся на долларе США (точнее — нефтедолларе), существует до сих пор, пошел уже пятый десяток лет с момента ее рождения — как официального, так и неофициального. За это время долларовая валютная система успела приобрести много болезней, время ее расцвета и беспредельного могущества уже позади. Не буду сейчас говорить об этих многочисленных болезнях, отмечу лишь, что внешними симптомами этих болезней являются все чаще и громче раздающиеся призывы к освобождению от гегемонии доллара в мире.

Особое обострение болезней возникло после глобального финансового кризиса 2008–2009 гг. О необходимости отказа от монополии доллара США в начале текущего десятилетия несколько раз заявлял даже тогдашний исполнительный директор МВФ Доминик Стросс-Кан.

За что и поплатился, будучи изгнанным с поста руководителя Фонда на основе ложных обвинений. Примерно в то же время ливийский лидер М. Каддафи заявил, что его страна в расчетах за экспортируемую нефть будет переходить от долларов США на евро. А кроме того он анонсировал запуск проекта «золотой динар» — международной валюты мусульманского мира. Он также поплатился за свои антидолларовые заявления, причем не должностью и креслом, а жизнью. Примеры подобного рода можно множить и далее.

В конце текущего десятилетия все уже выглядит по-другому. Только ленивые политики не говорят о необходимости дедолларизации экономики и мировой торговли. Например, нынешний президент Франции Э. Макрон

подобного рода заявлений сделал не менее десятка. Вашингтон даже перестал реагировать на подобные выпады. Вероятно, руководствуясь поговоркой: «Собакалает, караван идет».

По данным МВФ, в 1995 году на доллар США приходилось 59 % мировых валютных резервов. А в прошлом году доля доллара была уже 63 %. А вот данные системы СВИФТ, регулярно представляющей статистику проходящих через нее платежных операций по видам валют. В начале 2012 года на доллар США приходилось 29,7 % всех операций, а на начало 2019 года — 39,1 %. Где же тут мы видим дедолларизацию? — Она пока лишь в словах политиков («вербальная» дедолларизация), а не в конкретных делах.

Если говорить о «вербальной» дедолларизации в мире, то следует отметить одну ее особенность: политики и государственные деятели говорят о ней «вообще», а не конкретно. Т. е., во-первых, нет никаких конкретных планов и программ, в которых бы устанавливались конкретные временные рубежи и устанавливались конкретные показатели. Во-вторых, заявления о дедолларизации не привязывались к конкретным действиям и даже заявлениям американских политиков и государственных деятелей.

Кажется, Саудовская Аравия нарушила эту традицию. Она в начале нынешнего месяца сделала заявление о возможной дедолларизации как мере в ответ на конкретные действия Вашингтона. Эр-Рияд пригрозил Вашингтону, что если Конгресс США примет закон NOPEC,

то Саудовская Аравия откажется от договоренности 1974 года о продаже «черного золота» исключительно за доллары США, заменив его другими валютами[27].

Полное название законопроекта NOPEC — No Oil Producing and Exporting Cartels Act. Я уже писал выше об этом законодательном акте. Как следует из самого названия законопроекта, он направлен против картелей тех, кто занимается добычей и экспортом «черного золота». Но на сегодняшний день известен лишь один такой картель — межгосударственное соглашение ОПЕК, членами которого являются 14 государств. Поэтому ни у кого нет никакого сомнения, что акт нацелен на уничтожение или, по крайней мере, нейтрализацию ОПЕК. Страны члены ОПЕК контролируют около 2/3 мировых запасов нефти. На их долю приходится примерно 35 % всемирной добычи и около половины мирового экспорта нефти. Ключевые позиции в этой организации занимает Саудовская Аравия — примерно треть всей добычи «черного золота» ОПЕК. В этом году впервые обнародованы финансовые результаты деятельности государственной нефтяной компании Саудовской Аравии — Saudi Агатсо. По итогам 2018 года эта компания имела выручку в размере 356 млрд, долл., а чистая прибыль составила 111,1 млрд, долларов. Это в несколько раз больше, чем у лидера нефтяного бизнеса США корпорации Exxon Mobil.