— Так кто ж под дорогу копать будет? А если такой хитрец найдется, то от машины вообще ничего не останется. Если угадает, конечно, и вовремя взорвет. Или ты фугас имеешь в виду? Так если снаряд маломощный окажется, колесо искалечит, а если шестидюймовый, то капотная компоновка ничем не поможет. Хватит выдумывать.
— Да вы сами подумайте, снаряды дороги, чтобы их в землю закапывать. В то же время массовое применение танков и бронеавтомобилей в будущей войне неизбежно. Значит, будут дешевые фугасы применять, да хоть ящики деревянные с нажимным взрывателем. И с мощным зарядом, чтобы танк из строя вывести. При подрыве все вверх, поэтому нужно, чтобы людей в зоне подрыва не оказалось. Это проще всего сделать в капотной компоновке. Да и посмотрите сами. У нас самый мощный на настоящий момент грузовик вытанцовывается, военные, как пить дать, захотят броневик на его базе. Вы этот вагон-сарай себе представляете? Он же на малейшем косогоре заваливаться набок будет.
— С последним не поспоришь, ладно, поговорю с директором. Да и с американцем проконсультироваться не помешает на предмет «переворота малой кровью». Тебе, кстати, завтра ему еще свой двигатель представлять. Иван Алексеевич так его расхваливал, что тот напросился посмотреть. Как же: «Вышли на мировой уровень! Своими силами! Без иностранной помощи!» Так что ты уж подготовься, распиши все в цвете, чтобы перед заокеанским инженером не опозориться.
Я остался стоять у шасси с отвисшей челюстью.
А Важинский, довольный произведенным на меня впечатлением, подмигнул, улыбнувшись, удачи мол, и удалился. Ё-мое! Что делать-то? Уплывут ведь секреты! Если лапшу американцу на уши навешать, Лихачева в дурацкое положение поставлю. Неизвестно еще, как он к этому отнесется, а то вырастит из мухи слона, что-нибудь вроде «дискредитации советского автопрома». И будет тебе, Семен, «дело политическое». Да и американец лопухом может не оказаться, поймет все. Ладно, утро вечера мудренее.
С утра пораньше, едва продрав глаза и умывшись, кусая на ходу бутерброд, поскакал в опытный цех, готовить «выставку». Хотя в виде экспонатов предполагались только самый первый вариант мотора, так и стоявший под дерюгой в углу с весны, и деревянный наглядный макет. Первый подходил для демонстрации как нельзя лучше, даже на глаз было видно, что сделан он с помощью кувалды и такой-то матери, кустарщина в чистом виде. Основная трудность была в том, чтобы эту дуру перетащить на более подходящее место и подключить к воздушной магистрали. Проверить работоспособность тоже не мешало.
Упирался с ним целый час, пока не помогли пришедшие в цех рабочие, но оно даже и к лучшему. Ненавижу ждать, а раз смена началась, то и краснодеревщики уже на месте. Подхватив макет, помчался к ним и вкратце объяснил, что надо слегка изменить, причем так, чтобы следов изменений в виде свежих срезов не было. Через двадцать минут мне вручили раскрашенный парадный экземпляр, голь на выдумку хитра. Теперь надо только подождать, пока краска подсохнет. А еще лучше — к кузнецам, возле горна погреть.
Там-то и поймала меня высокая иностранная делегация, в лице единственного инженера, сопровождаемая ражим молодцом и директором завода.
— А-а-а… Товарищ Любимов! Вот ты где! Здравствуй! — Лихачев прямо лучился изнутри. — Познакомься, это инженер Джон Уилсон из фирмы «Отокар», которая нам с шасси помогает, с ним Паша Карпов, студент, будет за переводчика. Паш, переведи американцу: «Товарищ Любимов, конструктор двигателя Д-100-2».
Мы пожали друг другу руки, и я пригласил всех в опытный цех, к мотору, пообещав там все рассказать и показать заодно. Уилсон, между прочим, внешне произвел на меня самое лучшее впечатление. Я его легко мог бы спутать с кем-нибудь из своих, если бы не ботинки. Московская мода, или необходимость, диктовала сапоги.