Дизель решает всё

Такое «подвешенное» положение изрядно давило на мозги. Если я арестован, то почему не допрашивают? Следак прискакал, едва заметили, что я очнулся, а теперь ни слуху, ни духу. Если это ошибка какая-то, то почему со мной не разговаривают? Что ж, будем надеяться на лучшее, но готовиться к худшему. А посему — симулировать свою недееспособность как можно дольше. Из больнички сбежать всяко проще, чем из СИЗО, или как там это сейчас называется. В тюрьме сидя, я уж точно ничего сделать не смогу, а на свободе еще можно потрепыхаться.

Я потихоньку уже начал вставать по ночам, когда опасность визитов была наименьшая. Отдельная палата — это, конечно, хорошо, но зачем дверь запирать? Вид из окна меня и порадовал, и огорчил одновременно. Место я узнал сразу — 23-я горбольница. До Таганки — пять минут ходу. Грамотно это меня сюда определили, в случае чего за решетку путь короткий. Но ничего, мне тоже неплохо, до реки рукой подать, а там бережком до Садового и по мостику к Павелецкому вокзалу. За ночь доберусь, пожалуй, и на каком-нибудь товарняке смыться успею.

Окно оказалось незапертым, осторожно открыв его, я впустил внутрь сырой и холодный октябрьский ветер. Второй этаж, плохо. Придется спускаться на простынях. Заодно и об одежде, по крайней мере на первое время, надо подумать. Улыбнувшись мысленно нарисованному новому персонажу для фильмов ужасов — одетому в пончо из одеяла, скрывающего памперс из набитой ватой наволочки, перебинтованного мужика, грабящего поздних прохожих на предмет штанов и сапог, а лучше и рубахи с курткой и кепкой, направился к умывальнику, чтобы оценить свою физиономию.

Тоже мне тюремщики! Даже зеркало не сняли. А ну как зарежу кого осколком стекла, в тряпку замотанным? Не ждете, значит, подляны такой от меня. Хорошо, не буду вас прежде времени расстраивать. Ладно, это побоку пока, посмотрим лучше, какой я теперь красавец. Жаль, что свет зажечь нельзя. Обойдемся фонарем на улице, света через окно достаточно, чтобы хоть посмотреть, где и как меня перебинтовали. Ага, все как доктор прописал, в смысле — говорил. Прилетело мне в левую половину башки, и похоже неслабо. Щека с верхней губой разорваны, зубы верхней челюсти там же выбиты, хорошо, что не спереди. Множественные порезы черепушки и сотрясение ее внутренностей. Хорошо, что не пробило. Ладно, глаза-уши целы и ладно. Как говорится, пока пальцы есть — мужик не импотент.

Итак, решено. Как только почувствую, что смогу более-менее длительное время передвигаться самостоятельно, ухожу. Нечего мне здесь ждать, когда придут добры молодцы, возьмут под белы ручки, да в камеру.

Эпизод 3

Стоило мне окончательно назначить для себя дату побега на ближайшую ночь, как с самого утра ко мне заявился… Лихачев. Да не один, а во главе целой делегации конструкторов и рабочих ЗИЛа. Я уже давно смирился с мыслью, что кроме врачей стоит ждать только чекистов, поэтому поначалу глазам своим не поверил.

— Ну здравствуй, страдалец, — с улыбкой сказал директор завода. — Что моргаешь да молчишь? Говорить больно?

— Нормально, не офыдал профто, — ответил я, стараясь говорить как можно правильнее.

— Ха! Эк, тебя приложило! Нехорошо, конечно, но я даже рад. Теперь тебе против руководства выступать трудновато будет. Жаль, конечно, — такого оратора потеряли!

— Фто ф феной?

— Хорошо все. Мы сначала сказали ей, было, что в командировку тебя послали, чтоб не пугать. Мало ли, молоко все же. Да два дня спустя все равно следователь к ней заявился. Но обошлось, ты не волнуйся.

— Фын?

— Полина твоя его никому не показывает. Говорит, месяца не прошло. Пережитки и предрассудки это все! Но велела передать, что здоров. На папку похож.

— Фто фледовафель фотел?