Для кого цветет лори

Она всматривалась в холодное лицо всадника, стискивая на груди разорванное платье. Пытаясь спасти хоть одну жизнь! Хоть одну их тех, что уже погубила.

– Прошу тебя, – прошептала раяна. – Я сделаю все, как ты хочешь. Не трогай его.

Лавьер посмотрел на Сумеречного со шрамом, кивнул. И, приблизившись, закинул раяну в седло.

– Ты и так сделаешь все, что я захочу, – бесцветно произнес он, трогая поводья.

Оникс сжалась в седле, боясь повернуть голову. Буря накрыла Темный Град, и если бы не твердая рука Лавьера, направляющего лошадь, ей никогда не найти бы дорогу ко дворцу. Стихия бушевала, склоняя к земле сосны, словно прутики, ветер, переходящий в ураган, грозил смести с тракта всадников, а льдинки, сыплющиеся из туч, мало походили на снег, скорее на осколки льда. И Оникс теснее прижалась к горячему мужскому телу, спрятала лицо в плаще Лавьера. Ей хотелось что-то сказать, объяснить, поведать, что она собиралась вернуться, но ветер свистел в ушах, и разговаривать было совершенно невозможно. Всадники гнали лошадей так, словно за ними гнались все демоны архара! И по подвесному мосту перед дворцом они почти пролетели.

За высокими каменными стенами ветер бил не так сильно, и Оникс смогла нормально вздохнуть. Ее волосы растрепались, разорванное платье так и норовило распахнуться на груди, и раяну трясло от пережитого.

Но Лавьер даже не дал ей ничего сказать – сдернул с лошади и потянул за собой, не обращая внимания, что Оникс с трудом за ним поспевает. По коридорам дворца он ее почти протащил, втолкнул в небольшую гостиную. Там уже ждал Баристан, Сумеречный удивленно поднял бровь при виде Оникс, но промолчал.

– Позови Льена, – отрывисто бросил Лавьер стражу у двери. Тот поклонился и исчез.

– Ран, послушай, – Оникс облизала пересохшие губы. – Я не хотела убегать. То есть… хотела. Но потом… потом передумала. Послушай меня!

– Больше не убежишь, – холодно произнес Лавьер и срезал шнуровку, соединяющую рукав с платьем. В комнату вошли императорский маг и мужчина со шрамом.

Оникс прижала к груди голую руку.

– Ран, что ты делаешь? – она попыталась заглянуть ему в глаза и вздрогнула, когда он повернул голову. В его глазах была лишь тьма – жестокая, беспощадная.

– Ран? – внезапно стало страшно.

Лавьер посмотрел на императорского мага.

– Заклятие несходящей печати.

– Но, – это сказал тот, со шрамом. Кристиан, так его зовут. Кинул на Оникс встревоженный взгляд. – Она законная жена императора, Ран… Не рабыня.

Лавьер ответил Сумеречному злым взглядом, и тот склонил голову.

– Тебе решать.

– Что происходит? – раяна вновь попятилась.

Лавьер на нее не смотрел, он скинул черный камзол, оставшись в одной рубашке. Маг зажег свечу и протянул Рану пластину, тускло сверкнувшую в луче света.

– Чья печать? – спросил магистр.

– Моя.

Оникс ничего не понимала. Она смотрела, как Лавьер поднес к пламени пластинку, нагревая ее до красноты.

– Ран, – прошептала Оникс. – Что ты делаешь?

– Баристан, – отрывисто произнес Лавьер, и тело раяны сковали невидимые путы. Сумеречные смотрели на нее, но она видела лишь Лавьера, что подходил, держа в ладони раскаленный металл. Понимание заставило ее дернуться, пытаясь разорвать магические узы. Но ей лишь стало труднее дышать, словно веревки впились в тело.

Несходящая печать. Она знала, что это такое. Ее ставят рабыням, и печать навечно приковывает девушку к хозяину, исключая любую возможность побега. Это похоже на клятву крови, только клятву надо дать добровольно, а печать ставят против желания раба. И против воли хозяина раб никогда не сможет покинуть его. Это просто невозможно. Такую печать нельзя удалить, она останется навечно.

И еще такая печать означает подчинение. Принадлежность. Она становится вещью до тех пор, пока хозяин не отпустит. Но такое не происходило почти никогда. И еще это была низшая ступень в иерархии империи.

– Ран, не надо, – она не плакала, лишь смотрела на него сухими, покрасневшими глазами. – Не делай этого. Прошу тебя.

Но видела лишь застывшее, равнодушное лицо и глаза, в которых почти не осталось зелени. Лавьер сжал левой ладонью ее предплечье.

– Не надо, – Оникс упрямо смотрела ему в лицо. – Я никогда этого не прощу. Не поступай со мной так.

– Мне не нужно твое прощение, – тихо ответил Лавьер и приложил раскаленное железо к ее коже.

Оникс хотела не кричать, и в первый миг ей показалось, что боли нет, а потом в нос ударил запах паленой кожи. И сразу плечо пронзило так, словно железо выжгло мясо до кости. Она вскрикнула, слезы полились из глаз, как ни старалась она их удержать. Лицо Лавьера побледнело до серости, он смотрел ей в глаза не отрываясь, но Оникс больше не желала его видеть. Отвернулась, лишь бы не видеть его. Сейчас она ненавидела Рана так, что даже смотреть было трудно и больно. И она еще хотела вернуться к нему? Возомнила, что между ними что-то есть?

Оникс с трудом удержалась от смешка. Наивная… Он всегда будет жестоким и бессердечным аидом, а она – безродной девчонкой. И все, что их связывает, – это цветок лори, который так нравится Лавьеру, да тело Оникс, что дает ему наслаждение.

Больше ничего.