Для смерти день не выбирают

Она начала было возражать, но я прошел мимо и медленно, на ощупь, двинулся к лестнице, налетев по пути сначала на кресло, потом на софу. Не зная, что там, наверху, я не хотел, чтобы Эмма поднималась вместе со мной, но и ей вовсе не улыбалось оставаться одной в темной комнате — шорох шагов подтвердил, что она идет следом. Добравшись до лестницы и положив руку на поручень, я обернулся, и тут она еще раз спросила, что в записке.

Я ответил.

Эмма негромко, но от души выругалась, однако остаться внизу не пожелала.

— Я знаю, куда идти, и пойду первой, — прошептала она.

— Нет, — твердо возразил я, незаметно для нее вынимая револьвер. Ступеньки, слава Богу, не скрипели. Подъем занял несколько секунд, и я уже собирался поставить ногу на последнюю ступеньку, когда вдруг загорелся свет. Моргнув от неожиданности, я вскинул револьвер.

Но ничего не случилось. Никакой засады. Никто не воспользовался нашей секундной растерянностью, никто не выскочил из-за угла, никто не открыл по нам огонь. На этаже было тихо, и все выглядело как обычно, хотя я и не знал, что включает в себя понятие «обычно» в доме Эммы. По крайней мере порядка здесь было заметно больше, а какие-либо очевидные признаки вторжения отсутствовали. На стенах, выкрашенных в тот же, что и в гостиной, оранжевый цвет, висели абстрактные картины с изображением симметрично расположенных черно-белых фигур и дорогие с виду часы в серебристом корпусе удлиненной формы. С трех сторон на крохотную квадратную площадку смотрели три двери, все выкрашенные белой краской.

— Где ваша спальня?

— Справа. А что?

— Есть предположение.

Я быстро открыл правую дверь, хлопнул ладонью по выключателю, влетел, пригнувшись в комнату, и мгновенно повернулся слева направо на сто восемьдесят градусов, держа револьвер в вытянутых руках и палец на спусковом крючке. Письменный стол с компьютером, аккуратно застеленная широкая кровать с бесстрастно преклонившими голову на подушки чучелами, громадный шкаф, занимающий чуть ли не всю стену.

С первого раза это осталось незамеченным, но потом, когда я уже поворачивался справа налево, глаз зацепился за нечто на середине кровати.

Небольшая, около шести дюймов длиной резная африканская маска почти не выделялась на фоне темно-синего покрывала, но определенно выглядела чужой в этой комнате. Грубые, напоминающие солому волосы торчали во все стороны; из щек вылезали два больших куриных пера с бурыми пятнами, похожими на засохшую кровь. Такие же пятна были и на волосах.

Я опустил револьвер, и в этот момент в комнату вошла Эмма. Взгляд ее, проследив за моим, наткнулся на мерзкую физиономию; она вздрогнула, едва слышно охнула и инстинктивно вскинула руку, словно сдерживая рвущийся крик. Женщина всегда остается женщиной, даже с «кольтом» в руке.

— Боже, они побывали здесь. В моем доме…

Она шагнула к кровати, но я остановил ее.

— Ни к чему не прикасайтесь. Это улика, и вам не следует оставлять на ней свои отпечатки.

И только тут я вдруг понял то, что должен был понять еще несколько минут назад, когда увидел свет в окнах соседних домов.

Тот, кто отключил электричество, либо имел отличные связи в местной энергокомпании, либо сделал это самостоятельно и вручную.

Проникнув в дом.

— Где у вас распределительная коробка?

— Внизу. Там есть подсобка. Возле кухни…

Не теряя ни секунды, я выскочил из комнаты, скатился по ступенькам и, споткнувшись внизу, едва не врезался в стену, но удержался на ногах, взмахнув руками для равновесия и едва не выронив револьвер. Я спешил, рассчитывая отрезать путь к отступлению и одновременно надеясь, что ситуация разрешится сама собой и мне не придется второй раз за вечер применять оружие.

Разумеется, я опоздал.

Входная дверь была распахнута настежь. Незваный гость ушел. Надо отдать должное — он не только отключил свет, но и, отсидевшись в подсобке, включил его и лишь потом преспокойно покинул дом.

Я закрыл дверь и повернул защелку. О том, чтобы пуститься в погоню, не могло быть и речи. Потом отодвинул штору и осмотрел окно. Расходы Эмме предстояли немалые, поскольку менять нужно было целую раму, но, в общем, ущерб оказался не столь уж и велик. Армированное стекло вполне выдержало бы еще пару ударов кирпичом, так что срочного ремонта не требовалось.

Убедившись, что все более или менее в порядке, я отыскал мешок для мусора в одном из кухонных ящиков и поднялся наверх.

Эмма сидела в кресле у стола и смотрела на пустой монитор. «Кольт» она куда-то убрала, и лицо ее, усталое, с потухшими глазами, внезапно постарело и выглядело, пожалуй, даже больше чем на тридцать. Даже волосы утратили блеск. Страшноватая маска все еще лежала на кровати.

Я осторожно поднял ее и повертел в руках. Неприятная, что и говорить, вещица — с крохотными, глубоко вырезанными глазами, злобно глядящими из-под соломенных волос. Грубая, даже неряшливая работа. В целом заурядная, совершенно неоригинальная, традиционная африканская маска — найти такую можно в любом из сотни магазинчиков, разбросанных по всему Лондону. Я положил ее в мешок, связал ручки и поставил мешок к стене.