Длинные руки нейтралитета

Уже знакомые огненные шары полыхнули над палубой первого линкора. Князь машинально отмечал: «Первая лопнула на уровне топа бизани, вторая на пятнадцать сажен ниже – похоже, сигнальщиков сдуло с фор-марса… третья тоже низко, не выше грот-марселя… а ведь и грот-мачты уже нет…»

– Стой, Патрушев!!! Дробь!!! – заорал начарт во всю силу глотки. У него были основания для этой команды.

Первая же граната от кормового гранатомета взорвалась не в воздухе, а на палубе. Результат заставил ахнуть тех, кто его увидел.

Патрушев и заряжающий Шумило позже клялись, что борта линкора у кормы раздуло от взрыва («Ну, как лягушку надули через соломинку»). Может быть, так оно и случилось, но свидетелями только эти двое и были: они глядели в тот момент на второй линкор, а большинство и в рубке, и на палубе смотрело на результаты действия носового гранатомета. Как бы то ни было, обшивка продержалась крайне недолго. Она разлетелась крупными кусками вплоть до ватерлинии. Воды Черного моря хлынули потоком в трюм. Вот это заметили уже все.

Нижние чины на палубе заорали «Ура!». Трюмные люки поддержали матросскими голосами. Сигнальщик Мягонький сорвал с себя бескозырку с явным намерением подбросить ее вверх, но, видимо, опасаясь, что головной убор может потеряться, стал просто размахивать им, сопровождая это действие воплем:

– Утопи-и-и-ли-и-и!!!

Командир хотел было отдать команду: «Всем вниз!», но передумал. В ней не было нужды.

Нельзя сказать, чтобы дерзкое нападение оставили без внимания. Обстрел русских позиций мгновенно прекратился, артиллеристы перебежали к другому борту и стали поспешно заряжать и наводить орудия. Но было уже поздно. До ближайшего корабля противника было около трех морских миль, когда борта эскадры союзников окрасились белыми дымами. Семаков позволил себе злорадную ухмылку: ядра легли с позорным недолетом.

– Лотки дополнить до пяти гранат! А потом разрешаю подняться наверх и поглядеть.

Подносчики работали с невиданной скоростью. Все боялись опоздать и упустить зрелище. Однако опасения оказались беспочвенными.

Громадный линкор садился кормой. Рядом с ним полыхал пожар на жертве носового гранатомета. Комментарии так и сыпались:

– Не жилец… эка он воду глотает…

– Это что ж, брат, ты его с одной гранаты?

– Нет, с двух, но вторая, значит, была зря. Корма-то уже пошла на щепочки…

– …а первый знатно горит.

– Смоленая палуба, как не гореть. Опять же мачты сшибло к разэтакой и растакой…

В разговоры вмешался начарт:

– Это, братцы, нам всем повезло, хорошо легла граната.

В ответ на правильное (в общем-то) замечание лейтенанта матрос Плесов пробормотал:

– Зубастому, похоже, удача ворожит.

Сказано было очень тихо, услышали только рядом стоящие, но очень скоро эта похвала командиру, разносимая шепотом, стала известны всем нижним чинам. И оспорить ее никто не пытался.

В рубке же говорили об ином:

– Михаил Григорьевич, они, как мне кажется, с якорей снимаются.

– Точно так и есть, Владимир Николаевич, и сдается мне, что повторная атака может стать опасной. Уж на сей раз готовность у них будет на ять. Пойдут в галфвинд, опять же.

– А если дистанцию побольше?

– Не успеем… разве что приказать комендорам бить по одной цели. И тут же разворот.

Семаков задумался на кратчайшее мгновение – и принял решение.

– Подносчики в трюм! Находиться в готовности! Право на борт! Курс ост-зюйд-ост!

Рулевой немедленно выполнил команду. «Морской дракон» шел параллельно фронту вражеской эскадры. На лаге стрелка подрагивала возле отметки «25».

– А теперь на восемь румбов к норду!

Корабль послушно лег на новый курс. Командир двинул рычаги. Двигатели зашумели чуть громче.

Старший артиллерист, в свою очередь, принялся раздавать команды:

– Комендоры – к гранатометам! Целиться по одной цели, на которую укажу. Более пяти гранат на орудие не тратить!

Когда до ближайшего корабля союзников оставалось чуть более двадцати пяти кабельтовых, обстановка сделалась предельно ясной. Два корабля отстали и, судя по всему, пытались спасти тех, кто выжил на попавших под обстрел линкорах. Остальные двинулись фронтом на обидчика.

Семаков подумал мимоходом, что при достаточном сближении он бы на месте командующего эскадрой повернул по ветру. Такой маневр мог пройти быстро и давал возможность для хорошего бортового залпа. И тут же командир решил: нет, рисковать нельзя. Последовал взгляд на лейтенанта Мешкова. Тот понял отлично и загремел:

– Комендоры, целиться по крайнему справа! Пали, братцы!

Про себя князь отметил: дистанция очень уж велика, возможны промахи и потому считал отдельно взрывы и отдельно – характерный лязг затворов. Картина складывалась не вполне радостная:

– Одна не взорвалась… вторая тоже… третьей влепил, фок-мачты уже нет, четвертая опять впустую… пятая есть, уже ни одной мачты не уцелело… шестая все так же мимо… седьмая есть, и дымит изрядно… восьмая мимо… девятая… десятая точно грохнула.

Он еще считал, а движки зашумели по-иному: корабль снова заложил поворот. Вдогон летели ядра – и не долетали.