Дмитрий Донской

Однако, зная расположение этих трех древних дорог, трудно поверить в то, что великий князь сам «поиде на Котел». Ведь в итоге он мог попасть лишь в Серпухов. Если бы, в свою очередь, Владимир Андреевич держал путь на Брашеву, то оказался бы наконец в Коломне. Но в Коломне Владимиру Андреевичу сейчас делать было нечего, как и Дмитрию Ивановичу в Серпухове. Перед каждым из них стояла своя очень ответственная задача, которую он не мог никому передоверить. В преддверии битвы Владимир Серпуховской брал под надзор юго-западные границы Междуречья, боровско-серпуховской рубеж, к которому с запада приближался ныне Ягайло.

А Дмитрию Ивановичу, как известно, предстояло уряжать полки, ждать в Коломне новых донесений разведки и, исходя из них, внести поправки в дальнейшие сроки похода. Так что «ошибиться» дорогами они могли лишь по воле одного из переписчиков «Сказания...». Исправим же эту ошибку: Владимир Андреевич идет на Котлы; его двоюродный брат, великий князь московский — на Брашеву. Так подсказывают не только доводы здравого мысла, но и «преданья старины глубокой».

Среди святынь, особо почитаемых жителями древней Москвы, второе место после Троице-Сергиева монастыря прочно занимала еще одна пригородная обитель — Николо-Угреши. Уже в XV веке Угрешский монастырь имел собственное подворье в Московском Кремле — честь великая, редко кто ее удостаивался. Русские цари в XVII веке многократно ездили в Угреши на «государево богомолье». Расположенный на левом берегу реки Москвы в нескольких верстах ниже Коломенского, монастырь со временем стал излюбленным местом народных гуляний, москвичи по праздникам приезжали сюда семьями, с детьми, на целый день. К 500-летию Куликовской битвы в Угрешах была торжественно открыта часовня-памятник, символикой своего убранства подтверждавшая, что начало истории Угреш восходит к... августу 1380 года.

Что же произошло здесь тогда?

Предание гласит: держа путь на Коломну, Дмитрий Иванович проезжал лесным урочищем и на одном из деревьев будто бы увидел образ святителя Николая. Необычное явление иконы, так много говорившее сердцу русского средневекового человека, ободрило князя, то был благой знак в самом начале тревожного пути; Дмитрий якобы воскликнул: «Сие место угреша

мя!» И пообещал, в случае победы основать на месте явленной иконы монастырь. Предание отразилось затем в иконописи, а в новейшие времена (монастырь, находящийся в поселке Дзержинском, реставрируется) археологическое обследование подтвердило: на месте нынешнего собора уже в конце XIV века находился белокаменный храм.

Наконец, на то, что Дмитрий шел из Москвы брашевской дорогой, а не на Котлы, указывает и само «Сказание о Мамаевом побоище». В одном из его списков читаем буквально следующее: «Князь же великий Дмитрии Иванович разделись з братом своим з князем Владимиром Андреевичем, понеже невозможно бе воинству их вместитися единою дорогою. Сам князь великий поиде дорогою Засенною на Прашево, а брата своего отпустил дорогою на Котел».

Три сторожи. Хотя и «Краткий рассказ» и «Летописная повесть» ни слова не говорят о снаряжении Дмитрием Ивановичем трех сторож в верховья Дона, было бы легкомысленно на этом основании усомниться в достоверности того, что сообщает о действиях русской военной разведки «Сказание...».

В предприятии, небывалом по охвату пространств и по числу участвующих в нем ратников, без разведки, четко действующей, разветвленной и прочно связанной со ставкою великого князя, обойтись было просто немыслимо. Известно, что во времена первой Литовщины Москва еще не располагала достаточно опытной и надежной дальней сторожей. В течение десяти с лишним лет такая сторожа была при великокняжеском войске не просто создана, но и закалена буднями изнурительной, полной риска и смертельной опасности службы. Это был цвет московского воинства, содружество витязей наподобие былинной богатырской заставы. Разведчики, числясь лучшыми слугами великого князя, были приписаны к его двору. В народе знали их по именам и прозвищам, лучшую часть жизни они проводили в седле, отвага была их невестой, ветер прирастал к их плечам подобием крыльев, большинство из них сложило голову, не вкусив напоследок зрелища родных и близких.

«Сказание...» почтительно называет их по именам. В первую сторожу, посланную к Тихой Сосне, как мы помним, еще в июле, входили: Родион Ржевский, Андрей Волосатый, Василий Тупик. Это по редакции «Сказания...», использованной Никоновским летописцем. Остальные «оружники» первой сторожи по именам тут не названы, о них говорится лишь вообще, как о «крепких мужественных» бойцах. Судя по всему, поименованные разведчики были начальниками десяток или даже более крупных подразделений.

Вторую сторожу, отправленную вскоре за первой, возглавили Климент Поленин, Иван Святослав, Григорий Судок. В третью, предводителем которой великий князь назначил уже известною нам Семена Мелика, входили: Игнатий Крень, Фома Тынин, Петр Горский, Карп Александров, Петр Чириков и иже с ними.