Дмитрий Донской. Битва за Святую Русь

В уничтоженном тевтонцами Ромове стоял когда-то жертвенник под дубом с тройным изображением — Пер куна, Потрима и Поклуса (свет, плодородие, уничтожение), быть может, отголосок древнеиранской традиции — Митры, Ормузда и Аримана. Так же, как на Востоке, у персов-огнепоклонников, тут приносили жертвы огню. Вечный священный огонь "энич" горел в литовских храмах, время, как в древности, считали ночами, годы — лунами. Недели начинались с пятницы. В Литве сохранялось многоженство. Отправляясь в путешествие, литвин мыл себе ноги. Тулуп мехом наружу, лук и колчан с отравленными стрелами составляли все его имущество в пути. Пили кумыс, переправлялись через реки вплавь, держась за хвост коня. Вся земля для литвина была святой: святые горы, святые озера и рощи, в которых жили святые животные, змеи и ящерицы попадались на каждом шагу. Здесь запрещалось рубить лес, здесь хоронили, сжигая своих мертвых. Весь мир был наполнен богами. Божество весны — Пергрубис, богиня любви — Мильда, бог хозяйства — Варшайтос, хлебов — Крумине, охоты — Шнейбрато, льна — Вайжгантис, напитков — Рагутис, пчеловодства — Аустея, садов — Кирнис, лесов — Пускайтис, орехов — Лаудона, овечьих стад — Кремара, скотинных стад — Ратайница, путников охранял бог Бентис и так далее… Каждый дом находился под опекою Нумеяс, божества дома, у каждой зажиточной семьи, кроме того, имелся свой бог. За всяким действием — начиная ли пахать, вынимая ли первый хлеб из печи, — надлежало приносить жертву божеству земли или пирогов. Гаданья, колдуны, гусляры, вещатели в монашеском одеянии, верховный жрец — Криве-Кривейто, духовные судьи — криве, вейдалоты, хранители огня, сигеноты, тилусоны и лингусоны, буртиникасы — литовские барды, толпы знахарей — сейтонов и лабдарисов, гаданья по внутренностям, на войне — по внутренностям захваченного пленника. В доме, принося жертву, вызывали к миске с молоком домашнего ужа.

Верховному князю в этом языческом море принадлежали огромные области с десятитысячными стадами коней и рогатого скота. Верховная власть обставляла себя наместниками, тиунами, детскими — как на Руси. Столетняя война с тевтонами приучала мужчин жить грабежом. Жены вели дом и, по словам того же историка, отличались невероятной распущенностью, имея подчас нескольких мужей. Голодные месяца перемежались празднествами, когда резали скот, объедались и опивались. Главные празднества начинались осенью (жатва, праздник пастухов — секмине, праздник козла и другие). Новый год отмечался сожжением старого в виде колоды и приветствием нового года в виде маленькой деревянной куколки. В голубином месяце апреле праздновали, сойдясь из нескольких поселков, в честь весеннего божества Пергрубис. В начале лета был "праздник розы". Горели костры на горах, вокруг них плясали и пели. Осенние празднества растягивались на несколько недель. Торжественные пиры (деды) творились на поминках. В погашенные костры лилась жертвенная кровь, ставили миски с едой, вешали на ветви священных дерев одежду для мертвых. Особый похоронный пир на сороковой день совершался молча, чтобы и собаки не лаяли. Святилище в Ромове, главной столице литвинов и пруссов, так и называлось: место вековой тишины…

Вот в такую-то землю и двигался сейчас поезд Ягайлы с чередою пышно разукрашенных всадников, с духовенством в разнообразных облачениях, с литовскою ратью и польскими рыцарями. Зная свой народ лучше католических прелатов, Ягайло привез с собою целый обоз шерстяных одежд, подарок для тех, кто крестится.

Начали с Вильны, города из двух замков, на горе и внизу, окруженных стеной и хороводом разноплеменных предместий, домами без улиц, в окружении лугов и садов.

Тут, в Вильне, среди христиан греческой веры угнездилась манихейская ересь, искоренять которую порешили силой. Одного боярина, ставшего манихеем, запытали до смерти. Русичей пока не трогали, но шляхетские вольности, право выдавать по желанию замуж дочерей и сестер, права наследования, облегчение от повинностей — получали одни католики. Особою хартией запрещались браки новокрещенцев с язычниками и схизматиками (а буде кто из них захочет сочетаться браком с новокре-щением, обязан принять католическую веру). Был разрушен храм Перкуна, залит водою энич, перебиты священные змеи и ящерицы, вырублены священные рощи. Язычники рыдали, но сопротивляться своему же великому князю не смел никто. Верховный жрец Лиздейка, по преданию, скрылся в Кернове, и там, в дикой лесной пустыне, жил отшельником. Наступило подлинное торжество францисканцев. Первым латинским пастырем в столице Литвы стал францисканец, Андрей Басило, поляк из дома Ястржембцев, почетный епископ в Серете, в Молдавии и прежний духовник королевы Елизаветы. На месте святилища Перкуна воздвигался новый католический собор.

Литвины удивлялись, что Бог один. "Много богов — больше сделают!" — толковали они. "И кто теперь будет посылать нам дождь и ведро?"