Дмитрий Донской. Битва за Святую Русь

Пределы княжества с той поры раздвинулись несказанно. Но оказалось теперь, что путь по Волге оседлал Нижний Новгород, что на западных рубежах стоит, подпираемый Литвою, Смоленск, что Новгород Великий упрямо числит своими и Волок-Дамской, и Торжок, и лишить его, по закону, этих городов, временно занятых московскою ратью, пока не удается, что тяжелая война с Тверью, выигранная родителем, тоже пока не привела ни к чему, разве что великое княжение Владимирское осталось за Москвою, что и Ростов Великий не вполне еще принадлежит московским князьям, что и северные и южные примыслы государей московских — те же Устюг, Белоозеро, Тула — переслоены и отрезаны от основного удела чужими владениями… А главное, на западе неодолимо растет Литва, придвигаясь все ближе и ближе к рубежам княжества, и вот еще почему не можно поступить с Новгородом слишком круто: возьмет да и откачнет к Витовту альбо к Ордену!

Василий сидел пригорбясь, уронив руки на тяжелую столешницу, покрытую тканною на восемь подножек камчатною скатертью. Одинокий серебряный кувшин с медом и две позолоченные чарки, затейливо изузоренные, с вправленными в их донца рубинами, стояли перед ним и прикрытое круглою горбатою крышкою блюдо с заедками — ожидали гостя. Расстегнутый холщовый летник свисал у него с плеч, касаясь пола, белополотняная рубаха, богато вышитая по груди, была вправлена в прорези рукавов летника и схвачена у запястий шитыми жемчугом наручами. Он сидел неподвижно, слегка постукивая по полу востроносым тимовым, зеленой кожи сапогом, и думал.

Да, у Руси было два внешних супостата — Орда и Литва, Восток и Запад. Собственно, Орда была хозяином русского улуса и зачастую помогала Руси отбиваться от тех или иных западных находников. Орды теперь нет, и разом не стало защиты от Литвы, стремящейся охапить в руку свою все русские волости, давно уже захватившей Киев, Подолию, Червонную, Белую и Черную Русь и теперь все ближе придвигающейся к сердцу Московии, заглатывая одно за другим Северские княжества. И есть к тому же любимая женщина, жена, рожающая ему сыновей-наследников, дочь литвина Витовта, влюбленная в своего, как она считает, великого родителя…

И он, Василий, глава Владимирской Руси, призванный к тому, чтобы защищать, приращивать, но никому и никогда не отдавать землю, прадедами освоенную, русскою кровью политую, мирволит Витовту, совершая тем самым непростимый грех: измену родине своей! "Веду себя стойно византийским василевсам, что во взаимных которах изгубили империю Костянтина Великого!" — подумалось с горечью.

За окном барабанил сентябрьский дождь. Горница была жарко натоплена, тепло шло из открытых отдушников. Печи топились по-черному, но устья печей выходили туда, на холопскую половину, поэтому здесь было недымно и чисто. Стены покоя обиты рисунчатою голубою тафтой с восточными травами и птицами в кругах узора. Печи покрыты многоцветными изразцами. В прежнем тереме были одноцветные, краснолощеные. А Соне и всего того мало! Просит и просит каменные палаты, как в краковском Вавеле, да и на-поди!

Давеча был Киприан, хлопотал о том, чтобы на месте Сретения чудотворной иконы владимирской поставить церковь, а при церкви устроить монастырь и установить ежегодный праздник двадцать шестого числа августа месяца во славу и честь Пресвятыя Владычицы нашея, Богородицы и приснодевы Марии. От князя требовалось серебро и мастера каменного и иконного дела. Василий приказал выдать митрополиту и то, и другое. Он начинал все более понимать Киприанову кипучую деятельность с его стремлением возродить византийские церковные традиции на Руси и тем охотнее помогал владыке в его неустанном церковном зиждительстве, касалось ли то иконного письма, книг, руги монастырям, или, как теперь, каменного зодчества. А каменный терем в Кремнике построил пока себе один Владимир Андреич, и объяснить Соне, что надобно так, что лишнего серебра в княжеской казне нету, что налоги с крестьян он увеличивать никогда не станет, иначе не стоять земле, что, наконец, в рубленых теремах и теплее и суше, нету той промозглой сыри, что бывает зимой даже и на Западе, в каменных рыцарских замках, — объяснить все это Соне было чрезвычайно трудно!

И теперь, заслышав, что Витовт приближается с войском к Смоленску, якобы для того, чтобы боронить Русскую землю от Тимуровых орд, Василий сидел один, суторбя плечи, и не ведал, что ему вершить.

Он задумался так, что не услышал осторожного скрипа двери у себя за спиною, и, лишь когда старый московский посол прокашлял, дабы обратить на себя внимание молодого князя, Василий обернулся и поднял голову.

— Здравствуй! Садись! — сказал просто, кивнув боярину.

Хлопнув в ладоши, вбежавшему слуге указал кивком головы на стол.