Дмитрий Донской. Зори над Русью

— Знаю! — ответил Лука. — Нам, псковичам, хошь не хошь, а надо про вас все знать — на рубеже живем. Слыхали мы и про Зигфрида. Славный был богатырь…

Рыцари не ждали таких речей от пленника, закивали головами.

— Однако как дело–то было? — продолжал зодчий. — Кажись, так: когда купался Зигфрид в крови драконьей, ему на спину листок упал, и единое местечко осталось на нем уязвимым. Так, что ли? Коварством выведали враги про то место и предательски убили Зигфрида. Копьем в спину! К чему же похвальба ваша? Кровь и грязь, коварство и измена — вот чем полны ваши песни о Нибелунгах! — Лука вздохнул и печально закончил: — А Зигфрида мне жаль…

Этого враги не стерпели. Монах сделал знак кнехтам, те бросились к зодчему, рванули вывихнутые руки. Все поплыло перед глазами старика, и зодчий с воплем рухнул на пол.

…В уши назойливо лез скрипучий голос. Слов не разобрать — немецкие. Лука открыл глаза. У самого лица пестрая каменная плита с кривой трещиной с угла на угол. Зодчий поднял голову. Рыцари и монах стояли над ним.

Лука не понял, о чем они говорили.

Заметив, что мастер пришел в себя, монах что–то сказал кнехтам. Луку подхватили сильные руки, подняли и грубо, рывком поставили на ноги, но старый мастер не мог стоять, кнехтам пришлось бросить его на лавку.

— Будешь ли ты говорить? — закричал магистр.

— Буду! — Лука выпрямился. — Не все я сказал! Вот погубили вороги вашего богатыря — Зигфрида, и дивиться тут нечему! С того самого часу, как ему листок на спину упал, был Зигфрид обреченным. А ведомо ли вам, что нашему богатырю Илье Муромцу во бою смерть не написана?! Не корите Русь, что насел на нас ордынец. Не корите! Идолище поганое тож на груди у Ильи Муромца сидело, тож хвалилось, что побило Илью–богатыря, да от удара Ильи полетело выше дерева стоячего, ниже облака ходячего! Так было! Так будет! Ни Орде, ни вам не задушить русский народ! Все мы правнуки Ильи Муромца!

Магистр пытался прервать Луку, куда там! Мастер кричал свое, магистр гаркнул на переводчика:

— Как ты посмел такие слова нам переводить? Замолчи, пока шкура у тебя цела!

Но монах думал о другом — замахал на магистра широкими рукавами:

— Слова и мысли врага надо знать! — И переводчику: — Ты что замолчал? Продолжай!

А Лука кричал:

— Не Зигфриду, но Илье, но народу русскому во бою смерть не написана! — повалился без сил на лавку. Монах только головой повел. Кнехты кинулись на зодчего, опять рванули вывернутые руки.

— Убрать! — крикнул монах. Бесчувственного старика уволокли. Едва захлопнулась дверь, рыцари заговорили все вдруг.

— Упрямый, дьявол!

— Таких не покорять, а избивать надо.

— Всех их не перебьешь, много их.

— Что же делать с зодчим?

— Пытать!

— На колесе изломать!

Монах, до того молчавший, застучал костяшками пальцев, заворчал:

— Слушайте вы, крикуны. Позволили псковитянину глумиться над вами, а теперь шумите.

Магистр начал было возражать, что не они, а сам святой отец велел переводчику переводить мятежные речи, но монах так взглянул на него, что рыцарь сразу смолк: не спорить же с легатом папы. [219]

Монах продолжал:

— В словах псковитянина есть зерно истины. Что мы вцепились в тайну Московского Кремля? На что она нам? Что нам до Москвы? На пути у нас пока Псков и Новгород, но сейчас и на эти города мы не пойдем, ибо храбрейшие рыцари Ордена погибли. Обескровлен Орден! Обманул нас новгородец Прокопий, обольстил. Деньги большие взял, а за что? За упрямого старика, которого и пытать как следует нельзя — сдохнет.

— Что же вы предлагаете, святой отец?

Монах откинул капюшон. На его тонких бесцветных губах скользнуло подобие улыбки.

— Что предлагаю? Предлагаю вернуть затраченные деньги. Вернуть с прибылью. Найдутся люди, которым тайна Московского Кремля нужнее, чем нам.

— Про кого вы говорите, святой отец?

— Это ясно и младенцу. Про великого князя Литовского Ольгерда.

— Но Ольгерд враг Ордену, он не станет и говорить с нами. Ольгерд помирился с Москвой. Слух есть, шурин его, Тверской князь, в Москву собирается ехать, о мире договариваться накрепко. Зачем нужен теперь Ольгерду зодчий Лука?

Монах не удостоил магистра ответом, только презрительно отмахнулся.

А в это время кнехты стащили Луку в подземелье замковой башни, швырнули вниз.

Ударившись головой о стену, Лука опомнился. Постанывая, поднялся с сырого каменного пола, голова уперлась в осклизлый свод.

Тьма.

Только напротив двери в стене слабо светится небольшая отдушина. Стены с боков сдвинуты тесно: то одно, то другое плечо упирается в камень.

Зодчий в изнеможении опустился на пол, но лежать можно было лишь скорчившись.

Каменный мешок. Каменная могила.

Бейся, кричи — никто не услышит.

Старик опять поднялся, шагнул к двери, прижался лицом к железу, заговорил не для врагов, для себя:

— Заточили! Так тому и быть! Видно, отсюда мне уже не выйти, а коли выйти, так только в застенок, на пытку. Пусть так! А все же, господа рыцари, черта с два вы из меня что вытянете!

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

1. МОСКВА