Бабушка выросла, окончила Высшие женские курсы, поехала с братом в Сибирь помогать карты делать и там влюбилась в своего начальника. И он в нее. Он женат был. Попросил развод. Они повенчались. Бабушка уже беременная была. Родился сначала сын Эллий, потом вот Майя. А уже потом, через четыре года,— моя мама. Дедушка однорукий был. Точнее, рука правая была, но однажды упал с лошади, сломал, а врача в экспедиции не было, кости не срослись, мышцы атрофировались. Всю оставшуюся жизнь так и проходил с рукой в кармане. В 1935-м умер от тифа. Тоже в экспедиции. Майя говорила, что повезло, иначе расстреляли бы через пару лет. Он меньшевиком649 был, Сталина знал, Урицкого. С Лениным переписывался, но считал его негодяем, а Троцкого уважал. Его ранняя смерть спасла и бабушку, и Майю, да и всю семью от репрессий. Бабушка его переписку с вождями сожгла от греха подальше в 1937-м. И свой финский паспорт, и английский. И мамину метрику. Просто пошли в загс на Охте и сказали, что потеряли. И стала Майя не Розой Марией, а просто Марией. И мама стала просто Маргаритой, а не Маргарет Лилиан. А бабушка так и осталась Дэзи Маргарет.
Майя окончила Ленинградский университет в 1936-м. Стала сначала рядовым геологом в институте, а потом сразу тоже начальником. Войну встретила начальником экспедиции. Искала марганцевые руды на Урале. Когда из Ленинграда началась эвакуация, Майе дали квоту на родных — на барже Геологического института можно было родственников научных работников отправить. Майя отправила бабушку, сестру и брата. А моя мама не поехала, она мужа ждала арестованного. Ей говорили, что он в «Крестах». Она передачи носила вместе с его сестрой, моей крестной Эммой. Мужа арестовали прямо на свадьбе — как английского шпиона, потому что на маме женился. А маму не тронули, потому что паспорт у нее уже советский был и национальность записана «русская». Потом, в 1968 году, в Майину квартиру на Тореза пришли двое. Ознакомьтесь, сказали. Красные корочки показали и бумажки какие-то желтые. Мама посмотрела и расписалась. Оказывается, мужа ее прямо в день ареста в 1939 году расстреляли в «Крестах». По решению особой тройки. Зря мама почти всю блокаду в Ленинграде провела. А может, не зря. Тогда бы она такой вины перед собаками и кошками не чувствовала и у меня в детстве не было бы такого количества собак и кошек. Мама ведь с Эммой биологами были. Они в сентябре 1941-го отловили всех кошек в округе и собак. Эмма держала в резиновых рукавицах, а мама ток подключала из розетки. А потом шкуры снимала профессионально, в университете научили со скальпелем управляться. И в бочку. Соли накупили заранее, когда немцы к городу подошли. Питались этими запасами две зимы. А летом картофельные очистки проращивали и сажали на огороде. Лебеда, крапива. Она потом часто мне в детстве крапивные щи варила. Вкусно, кстати.
А Майя во время войны влюбилась в своего коллегу-геолога. Она красивая была безумно. Миниатюрная, стройная, волосы каштановые, коса до пят, глаза черные, огромные. На Аленушку васнецовскую чем-то похожа. И в глазах всегда грусть. Любимый был поэтом. Тоже красавец. Выдающийся ученый. Немец. Генрих Вестингауз. Высокий, изящный, утонченный. Энциклопедист. Невероятно умный и благородный. И тоже любил ее пылко. Как сестренку. Он гей был. И у них в экспедиции целая семья была. Они даже балы устраивали — не в полевых условиях, конечно, а в Красноярске, где база была геологическая. Танцевали, шампанское пили, друг друга любили. Приходили на тайную квартиру и патефон заводили, а сами раздевались, но галстуки не снимали. Рихтер650 приезжал к ним, на рояле играл. Тоже в галстуке. Генрих его любовником был. Но это после войны, году в 1950-м. А Майя хотела замуж. Она любила его всем сердцем — и душой и телом. Они жили вместе и спали в одной постели, но ничего не было. Генрих только стихи ей писал нежные и дарил пионы. Он жалел ее. Я читал письма. Сколько в них было доброты и света! И чувства вины. Однажды Генрих ей сказал: сестренка, я скоро умру от этой проклятой безысходности. В свой день рождения. Майя не поверила: что за чушь! А он умер от перитонита в экспедиции — аппендицит. Майя так и осталась девственницей. Я потом в ее архивах нашел эти стихи:
Дымится сигарета, окно открыто в сад, Ни тени, ни ответа. Как много лет назад.
Дрожит на стенке сетка из света и листвы, Табак болгарский крепок, упруг и стоек дым…
Ну как-то так. Может, неточно помню, там вроде рифмы почище были.