Дмитровское шоссе

— Это просто, Олег. У меня есть такой человек в Париже. Он — частный детектив. Хитрый и скользкий, для него просто нет преград. И преданный мне. Но, представь себе, честный и с принципами. Не берется за дела, когда нужно собрать компрометирующие материалы для развода. Но в остальном именно тот человек, который тебе нужен. Надеюсь, ты не собираешься красть французские военные секреты — вроде чертежей их нового «Эксосета»?

— Нет, Рафаэл Амаякович. Это чисто личное дело.

— Ты где собираешься жить в Париже? Уже выбрал себе отель?

— Да, Рафаэл Амаякович. Это «Феранди» на Шерш а Миди, у бульвара Распай.

— Отличный отель, мон шер! Удобный и недорогой. Кстати, его хозяин мой друг. Если не будет номеров, упомяни мое имя. Итак, мой человек подойдет к тебе сам. Он узнает тебя по описанию и по этим часам. Его зовут Пьер Сантини. Но он дорого берет.

— Это не имеет значения. Работа несложная, и я хорошо заплачу ему.

— Вот видишь, твоя первая просьба уже удовлетворена. Вторая?

— Моя вторая просьба будет сложнее. Мне нужен дом в окрестностях Женевы — желательно километрах в шестидесяти.

— Ты хочешь купить его или взять в аренду?

— Купить.

— Да, это действительно непросто. По швейцарским законам недвижимость может купить любой иностранец, но ему понадобится указать источник финансирования.

— Вот поэтому я и обратился к вам.

— Какие требования ты предъявляешь к дому?

— Скромные. Две спальни, гостиная, кухня, ванная, туалет. И гараж — в нем должна стоять неприметная, но надежная машина, лучше французского производства.

— Постараюсь, Олег. Это обойдется тебе в триста пятьдесят-четыреста тысяч швейцарских франков, в зависимости от близости к Женеве, расположения и престижности района. Кстати, настоятельно рекомендую тебе обменять доллары на швейцарские франки. Думаю, что в скором времени доллар упадет, а курс франка поднимется. Не теряй времени.

— Хорошо, Рафаэл Амаякович. Спасибо за совет. Улучу время и заеду сюда из Парижа.

— На чье имя оформлять дом?

— На имя Андрея Олеговича Ростова.

— Это твой сын?

— Да.

— А почему не на твое?

— Боюсь, Рафаэл Амаякович, что я могу и не приехать.

— Жаль, Олег, очень жаль. Впрочем, я так мало о тебе знаю. Я попытался собрать сведения о тебе через друзей в Москве, но им тоже мало что известно. Скажи, откуда у тебя этот шрам на голове?

— Попал в дорожную катастрофу.

— Понятно… А длинный шрам на плече?

— Откуда вы о нем знаете? — удивился Ростов.

— Мне рассказал один известный теннисист, с которым ты играл на кортах местного теннисного клуба в 1969 году.

— В то же время, как и шрам на голове. Меня изрядно покалечило.

— Очень интересно. Особенно если учесть, что в аварию ты попал в 1972 году. Ну-ну, больше не буду спрашивать. Значит, ты решил отправить сына и, наверное, жену, правда, — на Запад? Мудрое решение. Ты слышал про такого папу — Григория I?

— Нет.

— А ты знаком с григорианским хоралом?

— Как-то смутно. Это что, католические песнопения?

— Совершенно верно. Названы в честь папы Григория I. Это был очень мудрый и дальновидный деятель католической церкви. В одной из своих проповедей он заметил: «Не советую впадать в отчаяние, ибо тем, кто будет жить после нас, суждено увидеть еще худшее.» Ты уж извини меня, старика, но я думаю, что ваше государство — оплот развитого социализма, общество равенства и всеобщего братства — очень скоро развалится.

— Почему вы так думаете, Рафаэл Амаякович?

— Как ты считаешь, откуда взялись эти два кейса, которые ты привез из России? Вот то-то. Рыба, как у вас принято говорить, гниет с головы. У вас она прогнила до самого хвоста. Да ты посмотри на себя! Я не хочу льстить тебе, ни, тем более, обижать тебя, но вот послушай. С одной стороны, ты умен, владеешь несколькими языками, — причем очень хорошо, чувствуешь себя на Западе как дома. Но ты, в то же самое время, типичный продукт своего общества. По своему честен, наивен и, ты уж не обижайся, фанатичен и безжалостен. Знаешь, что сказал великий американский философ Джордж Сантаяна — кстати, он умер не так давно, в 1952 году — о фанатизме? Причем фанатизм, по его мнению, во многом схож с идеализмом. Так вот, послушай, — Саргосян подошел к книжной полке, снял толстый том и прочитал:

— «Фанатизм — состояние человека, при котором он удваивает усилия, уже забыв о поставленной цели».