Дмитровское шоссе

Собаки скользили слева и справа неслышными тенями. Если бы сейчас через забор перемахнул злоумышленник, они разделались бы с ним быстро и свирепо. Но что будет с ними, когда уедет Олег Степанович? Что будет с Зиной? Положим, Андрей сумеет постоять за себя. А женщина?

Интуиция есть внезапный прыжок познания, говорил один из еврейских философов. И в воображении Олега Степановича тут же мелькнула мысль. Но не исчезла, а осталась, и он начал обдумывать ее. Самым правильным будет вести себя именно так, как подобает законопослушному советскому гражданину, — за день до отъезда пойти в милицию и подать заявление о переданной по телефону угрозе. При чем обязательно в письменном виде.

«15 апреля 1979 года в шестнадцать часов сорок пять минут мне позвонил по телефону незнакомый человек и сказал следующее: „Слушай, паскуда, я на свободе и приду с тобой расквитаться. Ясно?“ Я, Ростов Олег Степанович, возмущен подобными угрозами и требую чтобы советская милиция защитила меня». И приписать: «Копия послана в министерство внутренних дел СССР». Пусть попрыгают. Если им захочется выставить милицейский пост рядом с дачей — пусть выставляют. Со дня моего отъезда в Париж никакой охраны здесь все равно не будет, так что милиция с КГБ не встретится. Так и сделаем.

Олег Степанович повернулся, быстрыми шагами направился к дому, поднялся на второй этаж, разделся и лег в кровать. И сразу уснул.

Следователи

— Так вот, друг Саша. Я должен извиниться перед тобой. Впрочем, ты не беспокойся — я не собираюсь рассказывать кому-нибудь о телефонном звонке Ростову. Всю ответственность беру на себя. Скажу что это я звонил.

— Вы о чем, Владимир Борисович?

— Помнишь, мы говорили с тобой о том, что было бы неплохо как-то вывести Ростова из равновесия, заставить его беспокоиться?

— Помню.

— А звонили ему мы — то есть я — 15 апреля в конце дня.

Верно?

— Верно. Но я не понимаю, Владимир Борисович…

— Я только что приехал из областного управления. Туда поступила шифровка — Поляков действительно бежал из лагеря, бежал 26 апреля. И не просто бежал — убил конвоира.

— Вот это да, Владимир Борисович! Выходит, мы с вами угадали?

— Угадать-то угадали, да вот слишком уж точно. Теперь Ростов, если он не дурак, — а мы с тобой убедились, что он совсем не дурак, — может обратиться в милицию, к нам или в областное управление, и сообщить, что кто-то звонил ему еще пятнадцатого апреля и угрожал местью, и что это был, по его мнению, именно Поляков. Дескать, он узнал голос. Не сомневаюсь, что ему поверят. Я бы поверил.

— К чему вы клоните, Владимир Борисович?

— Ты знаешь, друг Саша, что такое история? История — это попытка оправдать глупости, которые все мы совершали в прошлом. Если этому делу дадут ход, проверяющие сразу установят, что пятнадцатого апреля Поляков никак не мог звонить Ростову. Значит, ему звонил кто-то другой. Кто? Могут выйти на нас — если узнают, что я вел неофициальное расследование. Впрочем, скорее всего до этого не дойдет. Тогда придут к выводу, что побег Полякова готовился задолго и очень тщательно и что этим занималась целая группа. И тогда начнется цирк. Будут искать следы несуществующей банды, содействующей побегу Полякова. А смерть конвоира выведет эту «банду» на самый верх, их объявят во всесоюзный розыск, придадут следствию особую остроту и срочность. Ты представляешь, они будут искать якобы существующую и очень активную преступную организацию, тратить силы и время. А мы, сотрудники уголовного розыска, знаем, как все обстоит на самом деле, — знаем и молчим.

— Но кто мог ожидать такого невероятного совпадения?

— Да, друг Саша, никто.

Подготовка к выезду

Выезд Олега Степановича во Францию был запланирован на шестое мая 1979 года. Подготовка была закончена. Им были получены деньги — две тысячи франков на первоочередные расходы, а основную сумму в сто десять тысяч перевели на его имя в один из швейцарских банков, — паспорт и документы научного сотрудника Академии наук СССР, выезжающего в Париж для сбора материалов об истории Парижской Коммуны. С университетом было было решено не связываться, чтобы не осложнять и без того непростое дело.

А вот с переводом крупной суммы в швейцарский банк дело обстояло как раз наоборот: слишком поздно Василий Иванович с Оржановым поняли, что что Второе Бюро (французская контрразведка) может не понять, по какой причине у рядового научного сотрудника Академии наук на банковском счете находится такая большая сумма. Они предложили перевести деньги в посольство СССР на бульваре Ланн, но тут уж запротестовал Олег Степанович — подобный перевод засветит его лучше киносъемочного прожектора, и с ним согласились.