Дневная книга

– Ну разумеется, ту же самую. Снглф, сегодня я еще раз появлюсь в вашем салоне. На этот раз со своим мужем, Адамом. И он купит мне эту же шубу. В противном случае я не смогу в ней показаться перед ним, я даже не смогу забрать ее домой, как заметила моя сестра Ева, присутствующая сейчас здесь… Ты меня слушаешь?

– Слушаю, мадам, но не понимаю.

– Как это – не понимаешь? У меня останется пятьдесят тысяч, у тебя – десять, к тому же я бесплатно получу шубу, которую мне купит муж… Что тут непонятного? Впрочем, совершенно не важно, понимаешь ты или нет. Достаточно, чтобы ты слушал. Итак, шубу не продавай! Кстати, имей в виду, моему мужу ты назовешь ту цену, которая указана в прейскуранте, то есть пятьдесят тысяч… Мы с ним все же родственники…

С этими словами мы с Евой покинули салон. Со всех сторон нас одолевали запахи большого города, и я читала их как буквы.

– В последние недели и от моих снов воняет. Они стали густыми, как мамалыга, и черными, как деготь. А сквозь них текут огромные толщи времени, похожие на подземные реки, хотя, проснувшись, я вовсе не становлюсь старее, чем я есть, чем была раньше. В моей жизни как будто существуют два времени. В одном времени не стареешь, но вместо тела тратится что-то другое. Карма? Может быть, наше тело и наша душа – это горючее? Горючее для чего? Может быть, время – это сила, которая движет телом, а вечность – это горючее души?

* * *

– Теперь нам пора немного передохнуть, – сказала я и повела сестру обедать во двор небольшого ресторанчика.

После обеда я достала из сумки телефон и позвонила мужу:

– Мы, как обычно, во дворике ресторана. Ждем тебя. Я немедленно должна тебе кое-что показать. Срочно приезжай. И захвати мою гитару.

Как только появился месье Адам, я попрощалась с сестрой, используя выражение, которому научилась у поколения шестьдесят восьмого года:

– Приходи в пять тридцать. Куда угодно, только не опаздывай.

– Гонишь!

– Могла бы и сама догадаться. Встретимся у «Шекспира», как обычно.

После этого я отвела мужа в меховой салон. Вместе с моей гитарой, которую он покорно нес в руке.

– Ты, Адам, заключен в свою осуществленную любовь, как в клетку, – сказала я ему, входя в зал.

– В какую любовь?

– То есть как – в какую? Разве ты не был влюблен в меня до женитьбы? Был. И разве ты не получил то, что хотел? Получил.

– Разве все это не получила и ты?

– Получила, но не с тем мужчиной. Знаешь ли ты, Адам, что во сне я все еще девушка? Уже десять лет, лежа в постели рядом с тобой, я вижу во сне, что невинна. И мне постоянно снится, что я теряю невинность с кем-то другим, а не с тобой. В моих снах их было не меньше двухсот, тех, кто лишил меня девственности…

– Лили, прошу тебя! – взбунтовался он.

– Итак, это все, что касается невинности и того, что получил ты. Сейчас и я хочу получить кое-что. Хочу ту самую шубу, о которой я тебе говорила. Вот, я нашла ее здесь, в этом салоне. И влюбилась в нее…

Я просила вас оставить одну шубу, – продолжала я, обращаясь к продавцу.

– Сейчас посмотрим. На какое имя, достопочтенная мадам?

– На любое из моих четырнадцати, мой юный месье.

– Посмотрим, посмотрим, мадам… Совершенно верно, шуба оставлена на имя Эмпуза.[2]

– Правильно. Вот теперь мы с супругом пришли вместе, чтобы он купил ее.

Напуганный таким диалогом, Адам предпринял отчаянную попытку:

– Но ты же знаешь, Лили, что у тебя денег больше, чем у меня. Ты можешь ее купить, а я нет.

– Это не одно и то же. Я хочу, чтобы мне ее купил ты.

И тут я мгновенно посерьезнела и шепнула мужу на ухо:

– Сейчас я ее примерю.

Я распахнула пальто, и капитан удостоверился в том, что под пальто его жена не носит ничего, за исключением духов «Jacomo de Jacomo».

– Лили, прошу тебя, не надо! Лили, идем домой. Прекрати эту комедию.

– Значит, берем шубу без примерки?

– Да-да, прошу тебя, без примерки! Сколько стоит это чудо?

На свой вопрос капитан получил неизбежный ответ, который заставил обернуться всех, кто находился в салоне.

– Пятьдесят тысяч.

– Пятьдесят тысяч?

– Дорогой мой, тебе кажется, что это много, только потому, что ты не видел ее на мне. Ты должен посмотреть, как она на мне сидит.

Тут я сбросила пальто, оставшись в чем мать родила, надела шубу, поднялась на подиум и под музыку триумфально прошествовала перед присутствующими, вызвав громкие аплодисменты.

– Тебе не нравится? Тогда я верну ее.

Я распахнула шубу, снова раздались аплодисменты.

– Не нужно, – поспешно вмешался мой муж, – запакуйте пальто мадам, она останется в шубе. И выпишите счет.

Как только счет был оплачен, продавец завернул мое пальто, и я тут же всучила его мужу.

– Это тебе на память, – сказала я ему, – а теперь простимся. Прощай, Адам!

И схватила свою гитару.

– Что это значит, Лили?

– Это значит, что перед Богом и всем честным народом я покидаю тебя. И тебя, и твои паленые усы. А если кто-нибудь из присутствующих имеет что-либо против, пусть скажет об этом сейчас или потом не говорит никогда!

С этими словами я направилась к дверям. К изумлению окружающих, продавец вдруг выпалил: