Дневная книга

– Возможно, этой ночью ты сделал мне ребенка. Возможно.

* * *

Молодой господин Цикинджал в совершенстве выучился танцевать танго, он регулярно бывал в парке, где собирались любители этого танца, покупал танцующим дамам мороженое, но никогда больше не встречал там Златию. А он одну ее и искал. Он думал: «Людей, которых мы ежедневно встречаем на протяжении долгого времени, по мере того как проходит время, мы видим все с бо́льшим трудом, и в конце концов дело доходит до того, что мы их помним и храним в своем сознании такими, словно они на десяток лет моложе. Как будто они по-прежнему все еще такие, какими были в тот первый момент, когда мы их заметили и внимательно их разглядели. Так же происходит и с любовью. Златия для меня и дальше танцует свое танго там, в парке Гренобля, хотя ее здесь больше нет».

Он все больше любил ее, продвигаясь назад во времени, рисуя в воображении былые мгновения, одно перед другим, все дальше к началу их связи, и его любовь достигала своей высшей точки тогда, когда он сквозь время добирался до самой первой встречи глазами, когда он прочитал на ее платье те самые слова:

Я НОШУ ТУ, КОТОРАЯ МЕНЯ НОСИТ

Теперь, вспоминая таким способом ее и ее красное платье, он понял, что Златия была ввергнута в свою женскую природу, как в это платье, возможно даже вопреки своей воле, но противостоять этому она не могла. Так, в мыслях и воспоминаниях, достиг он и ее улыбки, которая казалась ему похожей скорее на какую-то прекрасную судорогу, словно смеяться ей было трудно.

«Тайна старее истины», – думал он и гонялся поначалу за незнакомой женщиной, с которой провел ночь, вспоминал прикосновения в темноте ее рук, которых, как ему казалось, было три – две горячие и одна холодная, а позже, когда ее не нашел, принялся искать, и искал год за годом, применяя самые разные способы, ребенка, которого, может быть, сотворил с ней в ту ночь.

«Время существует только в календаре, в жизни у каждого свое время», – думал он, не оставляя поисков. Но он никогда не нашел ни ее, ни ребенка. Кто знает, возможно, об этом позаботились два ее мужа, первый и второй, тот, который был муж «second hand». Кто знает?!

Тот рукав сна, который госпожа Лемпицка видела как существо мужского пола

Этот рукав сна госпожи Лемпицкой, в сущности, больше сводится к звукам, чем к зримым образам. Мужчина, который появляется в этом сне, страшно усталый, ленивый или очень старый, и он медленно пишет какое-то письмо. Лемпицка во сне совершенно внятно слышит, что он пишет, не слыша при этом его голоса.

Грац, 2 августа сего года

Дорогая и в высшей степени уважаемая мадемуазель Эуфразия!

Отвечаю на Ваши два любезных письма только сейчас, ибо я слишком стар даже для добра и радости, а уж тем более для всего другого, с чем, к счастью, Ваши письма не связаны. Напротив, они меня обрадовали, я – скажу об этом сразу же – любил и уважал Вашего отца, господина майора доктора Виктора Цикинджала, и Вы обратились именно к тому, к кому следует, в связи с печальными обстоятельствами, которые Вы хотите для себя прояснить. Он был человеком весьма замкнутым, но сильным и добрым, любил хлеб, замешанный с табаком, и молился на воду, прежде чем ее выпить…

Но будет лучше, если мы пойдем по порядку, от Вашего первого письма. Госпожа Златия (к сожалению, я не имел чести быть с ней знакомым) справедливо утверждала в разговоре с Вами, что лучше иметь трех отцов, чем одного. Тем не менее меня очень тронуло то место из Вашего письма, где Вы говорите, что время от времени ездили в Гренобль, чтобы в местном парке танцевать танго в надежде встретить там Вашего настоящего отца. К сожалению, было уже поздно. Так что Вы правы, когда пишете, что никогда с ним не встречались и узнали, кто Ваш отец, уже тогда, когда его не было в живых.

Однако сразу должен сказать Вам, что похоронен он не в той могиле на Соче, которую Вы упоминаете в первом письме, хотя на военном кресте на ней и по сей день стоят его имя, фамилия, правильный год рождения и неправильный год смерти. Вы спросите, откуда я это знаю? Вот откуда: во время военных действий на Соче я в качестве ординарца состоял при господине майоре Цикинджале в тот год, который на упомянутом уже кресте указан вторым. В ходе одной из операций мы оказались рядом с какой-то могилой. Остановились, и господин майор Цикинджал прочитал на кресте собственное имя.

– Неужели возможна такая ошибка, господин майор? – спросил я, а он, нисколько не удивленный, ответил следующее:

– Это не ошибка. Давным-давно одна старая пани предсказала мне, что я умру дважды. Первый раз мужчиной, второй раз женщиной. Поэтому и неудивительно, что у меня будут две могилы. Это, скорее всего, моя женская могила.

Вот что я знаю о первой могиле Вашего отца, дорогая и уважаемая мадемуазель Эуфразия.