Дневник. 1873–1882. Том 2

«Покойный государь до самой кончины императрицы постоянно избегал всяких разговоров со мной относительно связи своей с княжной Долгорукой, и я вовсе не был с нею знаком. Конечно, мне было всё известно, но по какому-то чувству приличия, по какой-то утонченной деликатности при наших, могу сказать, дружеских отношениях с самого детства государь ничего мне не говорил об этом щекотливом предмете, а я показывал вид, что ничего не знаю. Доходило до того, что когда государь решился переместить княжну Долгорукую в Зимний дворец, он призвал к себе заведующего дворцом генерал-майора Дельсаля и отдал непосредственно ему все приказания, прибавив, чтобы мне ничего об этом не говорили. Само собою разумеется, что приказание это не могло быть исполнено в точности: Дельсаль не мог сделать без моего ведома никакого распоряжения. Тем не менее я был признателен государю за его деликатность в отношении ко мне.

Так продолжалось до того времени, когда, с приближением сорокового дня после кончины императрицы, государь в первый раз решился заговорить со мной о княжне Долгорукой и вдруг, к великому моему изумлению, объявил о своем намерении вступить с нею в брак. Я был крайне возмущен таким намерением, доказывал ему все вредные последствия его, отговаривал всеми возможными аргументами. Государь, со своей стороны, доказывал необходимость предположенного брака, считая себя обязанным к этому чувством чести, совести и религии. Он горячился, волновался, и горячий наш спор продолжался более часа. Казалось, мне удалось поколебать его. Но через несколько дней, когда минул сороковой день, государь при одном из моих докладов снова поразил меня, объявив свое решение не отлагать дольше исполнение намерения и совершить обряд немедленно, секретным образом. Я снова пытался отклонить его, представив всё неприличие такого поступка до истечения годичного срока после кончины императрицы.

Во всё время, что я говорил, государь сидел молча, бледный, смущенный, руки его дрожали; вдруг он встает и, не сказав ни слова, выходит в другую комнату. Я в полном недоумении соображаю, что остается мне сделать, и намереваюсь также уйти, как вдруг отворяется снова дверь, и входит женщина; за нею вижу фигуру государя, который, впустив княжну в кабинет, затворяет за нею дверь. Странное было мое положение – очутился лицом к лицу с женщиной, с которою приходилось мне говорить в первый раз и которая напустилась на меня с резкими упреками за то, что я отговариваю государя от исполнения долга чести. Я вынужден был возражать ей, так что между нами произошла бурная сцена, продолжавшаяся довольно долго.

Среди горячего нашего спора дверь в кабинет полураскрылась и показалась голова государя, который кротко спрашивает, пора ли ему войти. На это княжна с горячностью отвечает: „Нет, оставь нас докончить разговор“. Государь захлопнул снова дверь и только несколько времени спустя вошел в кабинет, когда сама княжна, излив всю свою злобу на меня, вышла из кабинета.

Вскоре после этой сцены совершился брак, и затем вы знаете, что было: поездка в Крым, тягостное для всех нас пребывание в Ливадии, затем с каждым днем всё усиливалось влияние княгини Юрьевской, злоба ее против меня и невыносимое мое положение. Трудно сказать, до чего могла бы довести государя эта женщина, нахальная и вместе с тем глупая и неразвитая! Вот почему я и сказал, что мученическая кончина государя, быть может, предотвратила новые безрассудные поступки и спасла блестящее царствование от бесславного и унизительного финала».