Читаем Дневник, 1890 г. полностью

18-го Мая. Ясн. П. 90. За это время поправил коректуры начала Комедии, написал письмо Страхову и начал поправлять Предисловие о пьянстве. — Одно главное и важное: боюсь записать, как бы сознание не ослабило силы. Именно то: думал о скверности своей жизни, всё для людей, для славы, если не для брюха; о том, как при болезни, смерти чувствуется слабая привычка жить не людьми, но Богом. И начал думать о том, что надо учиться жить для Бога, пока бодр и здоров, надо найти радость. Тут же прочел в New Christianity прекрасную статью о целях и любвях человека. Если цели его мирские, и он любит их, он в аду, и наоборот. Думал, главное, о том, что если ты живешь для Бога, то то, что про тебя думают люди, тебе всё равно, и то, что тебе помешали в твоем намерении — деле — всё равно. Всё это вместе сделало то, что вот 2-й день воспоминание о Боге, о жизни для него особенно успокоительно, усиливая, действует на меня: рассердишься, досадно станет, захочется чего, вспомнишь о том, что жизнь только та, к[оторая] для одного его, и мгновенно проходит. До сих пор было. Боюсь ослабнет. Так хорошо, помоги мне, Боже. За всё это время думал:

60<1) Неправильно говорить: жизнь в Боге радостнее, чем мирская. — И в мирской и в божеской есть радости и печали — только другие. — Я записал это. А теперь вижу, что это неправда. В жизни для Бога нет горя и печали. Горе и печаль при переходах, когда они-то и перегоняют в нее. То, что я записал это, доказывает, как я духовно ослаб. Помню, вызвало во мне эту мысль сведения о тоске Попова. Мне хотелось оправдать его. И я сказал вздор. Это можно сказать про жизнь человека, признающего и не признающего обязат[ель]ности учения Христа. И то вздор.>

2) Искусство жизни подразделять в себе божеское и человеч[еское]. В первом быть непоколебимым, во втором уступать.

3) Человек, как животное, подчиняется закону борьбы и половому стремлению для усиления рода; как разумное, любящее, божественное существо, он подчиняется закону обратному — не борьбы с соперниками и врагами, а смирения перед ними и любви к ним, и не полового стремления, а целомудрия.

4) Как похоть вкуса есть необходимое условие развития ребенка, так тщеславие необход[имое] условие развития в дальнейш[ем] возрасте. Но и того и другого слишком много и без того заложено в природу человека, чтобы развивали их воспитанием.

61 5) Анархисты правы во всем — и в отрицании существующего и в утверждении того, что хуже насилия власти при существующих правах без этой власти быть не может. Ошибаются они только в том, что анархию можно установить революцией — учредить анархию!

Анархия установится; но установится только тем, что всё больше и больше будет людей, к[оторым] не нужна защита правительств[енной] власти, и всё больше и больше людей, к[оторые] будут стыдиться прилагать эту власть.

С Сережей братом шел разговор об обеспечении жизни наперед.

Сер[ежа]. Нельзя жить, не зная, будут ли сыты завтра мои дети.

Я.

Христианину нельзя заботиться об этом: забота об этом есть отрицание всего учения.

Сер. Да вот вы говорите, а все живы и живете, и у детей молоко есть, и сами чай пьете.

Я. Да ведь это и сказано. Сказано, что не заботьтесь — и всё будет. Птицы небесные... и т. д.

7) Да идеал Христова служения Отцу, это — служение, прежде всего исключающее заботу как о пище, так и о продолжении рода. До сих пор попытки отказа от этих забот не прекратили рода человеческого. Что дальше будет? не знаю.

8) Делать добро, не признавая Бога мздовоздаятеля, есть единственное истинное исповедание Бога. Приписывание Богу забот о наградах и наказаниях есть отрицание его и совершенное лишение себя возможности делать доброе. Делание добра для добра — это-то и есть Бог.

9) Только одно есть доброе дело — это то, кот[орое] имеет целью открытие себе Бога, открытие окошечка, через к[оторое] виден Бог. Только через это окошечко, если удается открывать его, и видишь Бога, и только через него и действует Бог в тебе. Кабы суметь раскрыть его настежь!

10) Мы пишем наши романы, хотя и не так грубо, как бывало: злодей — только злодей и Добротворов — добротворов, но все-таки ужасно грубо, одноцветно. Люди ведь все точно такие же, как я, т. е. пегие — дурные и хорошие вместе, а ни такие хорошие, как я хочу, чтоб меня считали, ни такие дурные, какими мне кажутся люди, на к[оторых] я сержусь или к[оторые] меня обидели. —

11) Добрые дела, к[оторые] делаются в виду награды или по предписанию старцев, directeurs de conscience62 — столь же мало добрые дела, как накладные икры — икры. Этими ходить нельзя, а теми увидать Бога нельзя.

Здоровье то же. Строгая диета, одно жидкое. Голова свежа, но слаба. Попытался писать предисловие, но запнулся. Читаю Newcom’oв.63

Перейти на страницу:

Все книги серии Толстой, Лев. Дневники

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное