П приезде сразу распределились: мы с Витей доделали, наконец-то, электрическое отопление, а С.П., как всегда стоически, нес вахту на кухне. Ни чтения, кроме двух дипломных работ, ни работы я с собой не взял. Мой роман тоже стоит, вдруг пропал к нему какой-либо интерес.
После обеда пошел в длительную прогулку. «Большой круг» в Сопово – по магистрали вдоль всех десяти улиц, потом по перпендикулярной десятой, потом обратно вдоль леса по другой магистрали и снова, теперь уже по первой – это 2300 шагов, я посчитал. В общем, «нарезал» три или четыре таких круга, с абсолютно пустой головой. Дачи почти все стоят осиротелые, с не взбитым возле ворот снегом. Обнажен весь небогатый быт, но такой свежести и тишины нет и в Подмосковье, и в Обнинске, где периодично не дает забывать о цивилизации электричка.
Написал окончательный отзыв на дипломную работу Анны Козаченко «Путешествие». Как все же продвинулись за пять лет мои студентки, особенно девушки.
Оба этих сочинения – и рассказ «Экскурсия в деревню», и повесть «В знаменах тишины» – посвящены путешествиям. Путешествиям редким в наши дни – это путь к себе, экскурсия на поля собственной совести. В каком-то смысле вся работа Козаченко знаковая, для нашего дня необычная.
Собственно, два времени и две коллизии рассматривает молодая писательница. В одном случае, двое молодых людей в наши дни приплывают на остров посреди Ладоги. Цель у них не экскурсионная, не осмотр древних святынь, а более прозаическая. Даже не ограбить музей и не украсть иконы – обокрасть приютившую их продавщицу. Их волнуют деньги, как таковые, как стартовый капитал в эпоху первоначального накопления. Столько вокруг примеров! Другим нельзя? Каждый как может!
В другом случае, отстоящем от наших дней на шестьдесят с лишним лет, ситуация складывается просто трагически. Здесь уже не возможная тюрьма и бесчестье, здесь плата – жизнь. Жизнь за жизнь. Трагичность усугубляется тем, что за собственную жизнь отдают жизнь родного человека. В осажденном Ленинграде живет семья, ее спасение в эвакуации, но спастись можно, только пожертвовав младшим братом.
В обоих случаях все как бы удавалось, задуманное получалось, искомое осуществлялось. Но в решающей момент успешного осуществления планов вмешалась не судьба, не стечение обстоятельств, а когда-то обычная, но, видимо, не позабытая и в наши дни, рефлексия. Козаченко не детерминирует это «нечто» ни всплывшей внезапно памятью о Боге и Божьем гневе, ни боязнью ответственности, и ни чем-то другим. Только таинственной силой, которая гнездится в глубине нашего сознания, нашей души. Что это? А то же самое, о чем говорил старый кёнигсбергский философ, рассматривая звездное небо.