Дневник инока

Теперь назову имена проповедников, благотворно воздействовавших на меня примером своего учительства, возможно, в чем‑то повторюсь. Люблю я Евгения, архиепископа Ярославского. Помню, однажды в каком‑то старинном сборнике поучений я прочитал его слово на прощание с учениками Белгородского духовного училища. Речь святителя похожа на мирную беседу отца со своими детьми. Он советует ученикам учиться прилежно, слушаться наставников; сравнивает душу, впитывающую знания, с окном, открытым в весеннее утро навстречу золотым солнечным лучам. Утешает себя святитель в грустном расставании тем, что на Небе, за этой видимой лазурью, он встретится с детьми в Чертогах Божиих и скажет:"Се аз и дети, яже ми дал есть Бог". Естественность, наполненность любовью характерны и для других речей Преосвященного Евгения, помещенных в приложении к журналу"Душеполезное чтение", года издания только не помню.

Изящной простотой и духом христианского доброжелательства дышат поучения митрополитов Московских Макария и Иннокентия (Вениаминова), Гавриила, епископа Имеретинского, Григория, митрополита Новгородского, Феофана, епископа Тамбовского, и Иакова, архиепископа Нижегородского. Многие из поименованных святителей давно уже сошли в могилу. Жизнь по их смерти далеко ушла вперед, но речи до сих пор свежи. Прекрасное изящество благодати, близость к насущным потребностям душ, сердечная любовь, сокрытая в плоти слов, придают их поучениям силу, в них — властный призыв к общению с Богом. Существенную пользу принесло мне также знакомство с проповедническими трудами Никанора (Бровковича), архиепископа Одесского, Антония (Храповицкого), архиепископа Харьковского, и Антония (Вадковского), митрополита Санкт–Петербургского.

Нужды проповедничества заставили меня изучить аскетическую святоотеческую литературу, письма старцев: отца Амвросия, отца Макария, иеросхимонахов Льва, Иосифа, Анатолия Оптинских; я знакомился с письмами игумена Антония Оптинского, архимандрита Антония[94] из Троице–Сергиевой Лавры, иеросхимонаха Варнавы[95]

, насельника Черниговского скита, протоиерея отца Авраамия Нижегородского и др.

7 января 1929 года

Не могу не помянуть добрым словом тех, кто по воле Божией заменял мне в монастыре родителей.

Перебравшись из Данилова монастыря в Покровский, я вынужден был жить на частной квартире у Покровской заставы. Господь послал мне тогда истинную мать в лице Марии Тимофеевны Барабушкиной. Детей она потеряла в войну и по своей редкостной доброте все тепло своего любвеобильного сердца изливала в заботах о моем благополучии: стирала мне белье, готовила пищу и заботилась о моем покое в течение трех или четырех лет. И все это было бескорыстно, Христа ради. Никогда не забыть мне этой славной старушки. Господь Всезритель, не оставляющий без награды и напоения жаждущего стаканом холодной воды, да воздаст ей упокоением в Небесном Своем граде, да примет ее в обители милостивых.

25 марта 1929 года

В бытность мою наместником Покровского монастыря я не служил нигде, кроме как в своем храме, бесед с людьми избегал из‑за болезненного состояния, отчасти из боязни народной молвы. За десять лет раза три выезжал на самое короткое время: один раз в Зосимову пустынь исповедаться у затворника иеросхимонаха отца Алексия[96], другой раз — по хозяйственным делам в подгородное село Карачарово и село Ильинское вместе с архиепископом Гурием. Разъезжать было некогда. Душу охватывала боязнь за иноческую дисциплину в мое отсутствие и усиление разных групп среди богомольцев, пресечь которое стоило бы великого огорчения и беспокойства. Искать чего‑либо на стороне меня не влекли внешние приманки. Божия Матерь в стенах родной обители посылала достаточно утешений и радости, которые не изгладятся из памяти моей до гроба. Ежедневное служение литургии, превосходное пение с канонархом, тишина и безмолвие уединения, любовь народная, созерцание живых примеров пламенного служения Богу простых сердец — все эти радости проистекали от незаслуженной мною милости Божией. Нужные книги религиозного содержания находились под рукой. Чего больше желать? Ради перечисленных утешений сносны были и вихри внезапных испытаний.