Дневник инока

Удивительно деликатный, утонченный в восприятии эстетического, он никогда не претендовал в обращении с нами на особую приоритетную свою значимость. Напротив, его внешний облик (без видимых в быту признаков сана), его открытость, даже нелицеприятность помогали быстрому сближению, создавали в отношениях настоящую родственность, необыкновенно крепкую и доверительную.

В жизни отец Вениамин был прост, аскетически строг, но не опрощен. За обедом, например, предпочитал гречневую кашу или горох. Но рядом с его прибором обязательно лежала белая полотняная салфетка, вложенная, как ей и подобает, в кольцо. Спал он на маленькой кушетке, вероятно, с трудом на ней помещаясь. Вспоминаю, забегая вперед, рассказ жены старосты Ильинской церкви в Сергиевом Посаде Анны Петровны Сарафановой. При открытии Лавры в 1946 году особой заботой было расселение монахов по квартирам, так как в Лавре первое время условий для жизни не было. Ей удалось снять комнату и для отца Вениамина: маленькую, уютную, с хорошей удобной кроватью. Хозяйка умилялась на нового жильца, как тот аккуратно стелет постель, пока не поняла, что спал‑то он на полу. Батюшка предпочитал скрывать строгость своего аскетизма. Но когда работал — писал напряженно богословские труды, — ему хотелось, чтобы под ногами был толстый ковер. Также в одежде своей он был тщательно убран, чист и изящен. Впоследствии, уже в Лавре, меня не переставало поражать изящество его облика. Само слово"изящный"батюшка произносил с особым ударением (например, при чтении акафиста Преподобному Сергию). И я чувствовал, что оно имело для него не внешнее значение, но было символом ангельской чистоты и гармонии.

К. людям, его окружавшим, к их взглядам отец Вениамин был очень внимателен. Он знал, что своим внешним видом, в серой рубашке и сапогах, не вызовет в нас осуждения (этого требовала необходимость инкогнито). Но в среде духовных дочерей не хотел сеять смущение и потому на встречи с ними надевал серый подрясник, который заправлял и закалывал при выходе на улицу. Видя усердие моей матери в желании хоть как‑то помочь ему материально, просил в письме делать это незаметно для меня, тогда еще подростка,"чтобы искусительная мысль не пришла к нему и не подумал бы он, что и Божие продажно".

Как‑то, стоя при закате солнца у окна, он сказал мне:"Какая чудная молитва"Свете Тихий… Пришедше на запад солнца, видевше свет вечерний."., какой чудный и верный образ Христа". Таким доступным, тихим вечерним солнцем был и отец Вениамин — для меня, по крайней мере.

Помню, как батюшка советовал креститься: внимательно на оба плеча. Говорил, что это он усвоил от одного простого священника, который даже голову и взгляд поворачивал, сопровождая крестное знамение.

Подолгу молиться отец Вениамин не заставлял, приучая к внимательной, тщательной молитве. И всегда акцентировал необходимость чтения слова Божия, подчеркивая, что при нехватке времени прочесть главу Евангелия важнее, чем вычитать все молитвенное правило.

Навсегда вошло в душу его отношение к исповеди: он требовал готовиться к каждой исповеди с мыслью, что она может стать последней в жизни, что за нею — смерть и ответ пред Богом.

Говоря о силе молитвы, батюшка особо выделял значение церковного поминовения умерших. По этому поводу он однажды привел такой случай. У одного архиерея[162] на приходе был священник–пьяница. Потеряв терпение, архиерей решил его убрать. И вот снится архиерею сон: толпа людей просит слезно не прогонять нерадивого священнослужителя. Сон повторялся несколько раз. Тогда архиерей решил понаблюдать за этим известным своими немощами священником. Выяснилось, что тот каждое утро приходил в храм к началу службы и в алтаре у жертвенника поминал длинный список умерших. Эти‑то умершие и просили во сне за своего молитвенника.

Однажды ночью, проходя мимо комнатки отца Вениамина, я услышал случайно его ночную молитву. Это было всего лишь многократно повторяемое:"Господи, помилуй! Господи, помилуй!". Но услышанное меня потрясло. Сила, глубина, действенность — реальная действенность — этих коротких, простых обращений к Богу открыли мне тогда, что такое молитва, и приблизили к пониманию, как Спаситель молился в Гефсиманском саду.