Дневник из преисподней

Яркий свет ослепил меня на какое-то мгновение, но затем снова метнулся в комнату, словно испугавшись чего-то, и равномерно растекся по стенам и потолку. Воздух, прокравшийся за нами, облетел горящие факелы, словно проверял их, и закончил свой полет вместе со стуком захлопнувшейся двери. И в ту же секунду боль вошла в меня и растворилась в каждой молекуле моего организма, затопив мозг и сердце своим ядом, придавшим мгновенную слабость всему телу и каждой отдельной мышце.

Я не упала только потому, что уже знала, кого увижу в подземелье, – достаточно было простого намека милорда. Подсознание подготовило разум, а мои чувства прислушались к его голосу. И все же я была не готова:

– Алекс… – Я выдохнула его имя вместе с частичкой собственной жизни, любви и боли. Я почти застонала от безысходности. Вариантов не было, никакого выбора, и обреченность уже победила.

Почти не думая, даже не понимая, что признаюсь, я прошептала в окружающее пространство единственное слово, адресованное одному человеку:

– Как?… – Мой собственный голос дрогнул и я осеклась, почти мгновенно сообразив, что совершаю ошибку. Но контролировать чувства настолько не могла даже я.

– Как я узнал? Ты звала его, когда думала, что умираешь, и небеса не смогли скрыть этого от меня. – Голос милорда тоже не отличался радостью…

Я плохо помнила свое возвращение домой в родной мир – только жгучую боль, когда воздух проник в рану; собственное изумление; глаза моего убийцы, полные боли; страх перед смертью, который победил все эмоции. Но я помнила, как звезды обрушились на меня, и мелькнувшую на мгновение мысль, что Алексу их не остановить.

Затем я провалилась в темноту и долго падала в ней, не ощущая ни боли, ни любви – ничего, кроме желания выжить. Я словно заснула, а потом проснулась на снегу на том самом месте, откуда когда-то милорд забрал меня в собственный мир.

Жизнь утекала из меня вместе с кровью, стремившейся покинуть мое тело, но старый знакомый хирург, живущий в доме напротив, залатал мои «порезы». И я купила его молчание единственной дорогой вещью в своем гардеробе – кинжалом, подаренным близким другом. Ирония нашей жизни – одно и то же оружие убивает и одновременно спасает, защищает, подкупает, служит знаком благодарности и даже доверия.

Провалявшись в постели несколько дней с температурой, и еще пару недель с огромной слабостью, я просто подвела черту под пятнадцатью прожитыми годами и продолжила жить дальше. Было бы нелепо утверждать, что тебе почти сорок, если только вчера исполнилось двадцать пять земных лет.

И теперь я здесь, и в свете факелов лицо Алекса казалось мне восковым. Он лежал на каком-то возвышении, похоже, каменном, абсолютно неподвижный, словно спал. Я подумала, что это хорошо. Пусть спит. Я тоже хочу умереть во сне и в полном неведении.

После этой мысли слезы решили сбежать от меня, и я ощутила какие они горячие впервые за последние четыре года. Было очень больно, до тошноты. Боль скрутила желудок, поселилась в висках, даже глаза болели, словно им не хватало сил смотреть на огонь. И не нужно было быть провидцем, чтобы понять, какой ультиматум меня ожидал…

Время бежало, а мне казалось, что часы тикают в моей голове. Так пульсирует кровь в висках, выматывая тело и душу. Запах от горящих факелов забивал ноздри, и мои мысли цеплялись за это, как за спасительную соломинку. Глупо, очень глупо. Тот, кто сказал, что безвыходных ситуаций не бывает, ошибался. Я больше не могла смотреть на Алекса и закрыла глаза, возвращая контроль над чувствами и даже слезами. Еще несколько минут и разум вновь победил.

Слова милорда дали мне передышку, но легче не стало:

– Художник написал свою картину в этой комнате, Лиина. Алекс умрет здесь, если ты не захочешь играть на моей стороне. Я устал, Лиина, от твоего упрямства. Просто устал от затеянной мною и Дэниэлем игры. Я хочу все закончить здесь и сейчас.

Его слова прозвучали действительно очень устало, но кто оценит меру моей усталости? Это меня вырвали из привычного для меня окружения, из моего мира, который я знала много лет, и забросили в совершенно незнакомый, непонятный и чуждый мир. И никто не пытался понять моих чувств и желаний, никого не интересовало, что я думаю по этому поводу!

Вместе с тем, возложив на меня огромную ответственность, совершенно непосильную для меня, никто и представить себе не мог, что я могу надорваться. Все считали само собой разумеющимся, что я призвана свершить предсказание, и все пятнадцать лет ожидали от меня либо чуда, либо разрешения той ситуации, что сложилась по воле милорда. Но я не оправдала ничьих надежд, оставаясь верной себе. И к чему это привело?

Я нахожусь в подземелье, среди стен, видевших слишком много боли, перед выбором, непосильным для меня, с ощущением, что моя собственная жизнь вот-вот утечет, как прозрачный ручеек, стремящийся к реке. Кто же из нас устал больше?