Дневник хулиганки

А потому все девки принялись головами в унисон покачивать, словно целое стадо английских фарфоровых собачек. Их легонечко по темечку стукнешь — они и кивают, и кивают… Насколько хватит импульса. Тогда, в курилке, я было попыталась вклиниться в этот праздник единогласия и внести свой диссонанс в торжество единомыслия: ну, говорю, это шедевры не бесспорные! Все устаревает, и они, бедняги, тоже устарели. Чай, не Шекспир и не битая посуда, не судьба им два века скрипеть. Народ выслушал и вновь проявил единомыслие пополам с единогласием. Все одновременно поджались, как посоленные устрицы и заныли хором: «Ты не понима-а-а-а-аешь! Это было великое вре-е-е-е-емя! Это были великие лю-у-у-у-уди!» — ну и все в том же духе. Ни одного аргумента, одни лозунги.

Вернулась я в отчий дом — и так вдруг мне тошно стало! Что же, думаю, это такое деется, господа хорошие? Неужели я всю жизнь обречена, будто ледокол, разрезать ледяные торосы и демонстрировать устойчивость к нагрузкам и испытаниям — в основном психологическим? Ну, хоть когда-нибудь установится у меня взаимопонимание с окружающими? Ведь я же не с престарелыми склеротиками про их юности зарю туманную общалась! Я с представителями своего собственного поколения беседовала! У нас идеалы должны

быть сходными! Почему?!! Доколе?!!

Как ни странно из психологического клинча вывела меня мамуля. Она мое душевное смятение, естественно, просекла — и спрашивает: что, мол, бегаешь из угла в угол и бормочешь матерно? Али я тебя не холю? Али ешь овса не вволю? Я и отвечаю: вволю, маменька, вволю! Только я к тебе претензию имею: почему ты меня родила непохожей на других, почему я вечно противоречу общему мнению? Ладно, мнение касательно людей — здесь дело субъективное. А мнение касательно идей? Оно-то не должно служить предметом столь откровенного противостояния между мной и сплоченными массами сверстников? «Ты что? Всерьез?» — изумилась мать. А узнав все, вплоть до названий тех самых фильмов, вдруг принялась хохотать дурным голосом, будто гиена в ночи. Я даже перепугалась. Отхохотавшись, мама произнесла целую тираду, которая меня откровенно поразила. И здорово успокоила. Если уж она в своем преклонном возрасте на это дело так смотрит, то уж мне и сам бог велел попробовать на свой белый зуб подсохший идеал.

Итак, мамино повествование: «Я, сокровище мое, конечно, помоложе создателей этих самых шедевров. Оно и хорошо. Значит, могу сказать не от лица вдохновителей, а от лица потребителей культурного продукта. Мы, кому сейчас хорошо за сорок — мы ведь на этих «шедеврах» выросли. И никаких альтернатив не имели. Ну не считать же серьезной конкуренцией нашему кино те огрызки, которые доставались обычному человеку по милости трудолюбивых советских идеологов? Каждый банальный, дешевый боевичок, каждая нехитрая комедия были на счету. На новые фильмы ходила вся страна просто потому, что они новые

! Ты даже не представляешь, чем мы с подружками занимались, встретившись в свободное от полезной, гм, деятельности время! Мы шли к афишке — в каждом квартале, на каждой остановке стояли такие стенды с пожелтелыми списками московских кинотеатров и с расписанным недельным репертуаром — просматривали ее всю, выбирали какое-нибудь заведение, где показывали нечто подходящее. Их все больше в честь городов называли. И непременно нападали на что-нибудь с диким именем навроде «Быкоборска». Потом смотрели адрес. Окраина! Такси не ходют, в трамвай не содют. И ведь ехали черт знает куда, чтобы только посмотреть любимый или самоновейший опус советского или несоветского кинематографа. Видак был явлением экзотическим и почти запретным. Когда я училась в школе, у нас ничего подобного в доме отродясь не водилось. Но я — не о бесправном детстве, прошедшем в тростниковой хижине, я — о пристрастиях.

Вроде бы мне полагается быть киноманкой, пристрастной к старым фильмам. Практически весь мой досуг занимали кино и книги. Ты знаешь, только перед телевизором с книжкой на пузе я могу познать нирвану. Но! Но. Сейчас я выбираю и книжку, и фильм. А вот тогда я ничего не выбирала, а проглатывала все, что давали. Особых разносолов, как понимаешь, не было. Наши киностудии выдавали десятка полтора фильмов в год — по одной премьере на каждый месяц и по две — на новогодние праздники. По сравнению с темпами Запада, который сотнями выбрасывал на рынок киноленты всех стилей и жанров — это, конечно, был хронический запор, осложненный анемией и анорексией. Понимаешь? Средства и продукт должны оборачиваться! Потому что основа жизни — движение! Все с этим соглашаются — вчуже, но никто не хочет применять на практике. Даже я. Потому что хлопотно очень.