Дневник плохой девчонки

Казяле,

я очень по тебе скучаю. Мы никогда так надолго не расставались…

Представляешь, я теперь уже почти не помню, как ты выглядела, когда была чем-то встревожена или озабочена… Но зато прекрасно помню твою улыбку… Перед тем как меня сюда привезли, я перелистал все наши альбомы, но так и не нашел ни одного снимка, на котором ты не улыбаешься… Тебе не кажется, что мы слишком мало фотографировались?.. Жалко, что так мало.

Несколько наших с тобой фотографий я взял с собой сюда, в больницу. Когда после обеда выхожу посидеть на нашей скамейке, разглядываю их и стараюсь вспомнить, как ты выглядела, что говорила, как ходила, сердилась, мечтала, как смотрела на меня…

Я ведь еще не писал тебе о том, что нашел нашу скамейку в больничном парке, под липой. Сижу на ней, пишу тебе письма и каждый день жду тебя, жду, что придешь меня навестить…

Представляю себе, что вижу тебя издали, вижу, как ты идешь ко мне по тропинке, и притворяюсь, будто уснул… Потому что хочу, чтобы ты положила мне руку на плечо… как на той фотографии у нас дома, помнишь?.. Твоя рука так часто лежала тогда на моем плече, а я прижимался к ней щекой… Тогда это было так естественно, настолько само собой разумелось — мне и в голову не приходило, что может быть по-другому…

Я очень по тебе скучаю…

Вечно твой Макс.

Люди не меняются, сказала моя бабуленька, а любовь — самая могущественная и самая неуправляемая вещь на свете… А может, она все-таки испортила себе жизнь?

Я вышла на балкон, села в тени березы… Рядом пустое кресло, мороженого нет.

Набравшись смелости, позвонила маме. Она долго не отвечала… Может, работала и не сразу нашла, куда засунула телефон? Наконец я услышала ее встревоженный голос:

— Что случилось, Котрина?

— Мама, это я…

— Да-да, знаю. Звоню тебе, звоню, а ты не отзываешься… Я уже волновалась, не случилось ли чего. Как ты себя чувствуешь?

— Мамуля, я тебя очень люблю…

— Господи боже мой, и я тебя очень люблю, девочка… Ты правда хорошо себя чувствуешь?

— Мама… Гвидас вернулся?

Мама молчала. Я услышала, как она сглотнула. А потом тихо проговорила:

— Ты… ты не волнуйся… Все будет хорошо… Мы с Гвидасом расстались… Ты была права, он не для меня…

— Но почему, мама?

— Не будем вдаваться в подробности, детка… В жизни иногда надо выбирать…

Она выбрала…

Я несколько часов проторчала у филармонии. Когда концерт закончился и из дверей посыпались люди, я увидела Гвидаса. Подошла к нему, промямлила, что нам надо поговорить.

— О чем? — спросил Гвидас.

Он сильно удивился, а я окончательно смутилась и не находила слов. Все время, пока ждала окончания концерта, я мысленно репетировала очень умную речь о смысле жизни, о любви, о маме, о бабулечке, о Максе, о смерти и прочих серьезных вещах, но стоило открыть рот — и смогла произнести всего-навсего:

— В-возьми! Это п-письмо н-написал один п-псих св-воей умершей в-возлюбленной. Н-не хочу, чтобы и вы с мамой испортили себе жизнь… И еще — Я… я не беременная…

А потом убежала и ни разу не обернулась поглядеть, что он делает. О боги, как трудно говорить правду!

20 июля

Ничего не хочу. Даже не пишется.

После обеда позвонил Йонас. Спросил, не можем ли мы встретиться. Сказал, хочет вернуть мне пять литов.