Дневник провинциала в Петербурге

Действительно, я вспомнил, что когда я еще был в школе, то какой-то генерал обозвал меня "щенком" за то только, что я зазевался, идя по улице, и не вытянулся перед ним во фронт. И должен сознаться, что при одном воспоминании об этом эпизоде моей жизни мне сделалось крайне неловко.

- Или опять этот подоходный налог! - продолжал Прокоп, - с чего только бесятся! с жиру, что ли? Держи карман - жирны!

При этих словах я вдруг вспомнил о своем миллионе и невольным образом начал рассчитывать, сколько должно сойти с меня налогу, если восторжествует система просто подоходная, и сколько - ежели восторжествует система подоходно-поразрядная.

- А ведь знаешь ли, - сказал я, - я сегодня во сне видел, что у меня миллион!

- Ну, разве что во сне...

- А если бы, однако ж, у тебя был миллион - что бы тогда?

- Ну, тогда, пожалуй, и подоходный и поразрядный - катай на все! Однако непоследователен же ты, душа моя!

- Да пойми же, ради Христа, ведь тогда...

Прокоп, по-видимому, хотел объяснить, что из дарового миллиона, конечно, ничего не стоит уступить сотню-другую тысяч; но вдруг опомнился и уставился на меня глазами.

- Фу, черт! - воскликнул он, - да, никак, ты еще не очнулся! о каких это ты миллионах разговариваешь?

- Нет, ты не виляй! ты ответь прямо: ежели бы...

- "Ежели бы"! Мало чего, ежели бы! Вот я каждую ночь в конце июня да в конце декабря во сне вижу, что двести тысяч выиграл, только толку-то из этих снов нет!

- А ну, как выиграешь?

- Кабы выиграть! Уж таких бы мы делов с тобою наделали!

- Я бы сейчас у Донона текущий счет открыл!

- Донон - это само собой. Я бы и в Париж скатал - это тоже само собой. Ну, а и кроме того... Вот у меня молотилка уж другой год не молотит... а там, говорят, еще жнеи да сеноворошилки какие-то есть! Это, брат, посерьезнее, чем у Донона текущий счет открыть.

- Винокуренный завод хорошо бы устроить. Про костяное удобрение тоже пишут...

- Уж как бы не хорошо! Ты пойми, ведь теперь хоть бы у меня земля... ну, какая это земля? Ведь она холодная! Ну, может ли холодная земля какой-нибудь урожай давать? Ну, а тогда бы...

Разговор как-то вдруг смяк, и мы некоторое время молча похаживали по комнате, сладко вздыхая и еще того слаще соображая и вычисляя.

- И отчего это у нас ничего не идет! - вдруг как-то нечаянно сорвалось у меня с языка, - машин накупим - не действуют; удобрения накопим видимо-невидимо - не родит земля, да и баста! Знаешь что? Я так думаю, чем машины-то покупать, лучше прямо у Донона текущий счет открыть - да и покончить на этом!

- А что ты думаешь, ведь оно, пожалуй...

Сказавши это, Прокоп опять взглянул на меня изумленными глазами, словно сейчас пробудился от сна.

- Слушай! не мути ты меня, Христа ради! - сказал он, - ведь мы уж и так наяву бредим.

- Отчего же и не повредить, душа моя! ведь прежнего не воротишь, а если не воротишь, так надо же что-нибудь на место его вообразить!

- Тоска! Тоски мы своей избыть не можем - вот что!

Я знал, что когда Прокоп заводит разговор о тоске, то, в переводе на рязанско-тамбовско-саратовский жаргон, это значит: водки и закусить! - и потому поспешил распорядиться. Через минуту мы дружелюбнейшим образом расхаживали по комнате и постепенно закусывали.

- Не понимаю я одного, - говорил я, - как ты не признаешь возможности внезапного порыва чувств!

- Кто? я-то не признаю? я, брат, даже очень хорошо понимаю, что с самой этой эмансипации мы ничем другим и не занимаемся, кроме как внезапными порывами чувств!

- Ну видишь ли! Сидим мы себе да помалчиваем; другой со стороны посмотрит: "Вот, скажет, бесчувственные!" А мы вдруг возьмем да и вскочим: бери все!

- Нам, значит, чтоб ничего!

- А зачем нам? Жить бы только припеваючи да не знать горя-заботушки чего еще нужно?

Начался разговор о сладостях беспечального жития, без крепостного права, но с подоходными и поразрядными налогами, с всесословною рекрутскою повинностью и т. д. Мало-помалу перспективы, которые при этом представились, до тоге развеселили нас, что мы долгое время стояли друг против друга и хохотали. Однако ж, постепенно, серьезное направление мыслей вновь одержало верх над смешливостью.

- А знаешь ли, что мне пришло в голову, - вдруг сказал я, - ведь, может быть, это они неспроста?

- Что такое неспроста?

- А наши-то обкладывают себя. Вот теперь они себя обкладывают, а потом и начнут... и начнут забирать!

- Да что забирать-то?

- Как что! чудак ты! Да просто возьмут да и скажут: мы, скажут, сделали удовольствие, обложили себя, что называется, вплотную, а теперь, дескать, и вы удовольствие сделайте!

- Держи карман!

- Нет, да ты вникни! ведь это дело очень и очень статочное! Возьми хоть Петра Иваныча Дракина - ну, станет ли он себя обкладывать, коли нет у него про запас загвоздки какой-нибудь?!

- Та и есть загвоздка, что будет твой Петр Иваныч денежки платить, а сыну его будут "что ты рот-то разинул?" говорить.

- Однако ж деньги-то ведь не свой брат! Коли серьезно-то отдавать их придется... ведь это ой-ой-ой!

- Ничего! обойдемся! А коли тошно придется - пардону попросим!

- Нет! как хочешь, а что-нибудь тут есть! Петр Иваныч - он прозорлив!