Отец тоже не пришел ей на помощь, даже когда она рассказала ему о приставаниях заместителя директора. Естественно, его это возмутило, но он ничего не хотел знать. Его либерализм был более пассивным, чем у матери Эльзы, и он был настолько запуган своей «либеральной» женой, что не входил ни в какие дела, связанные с вопросами расы. Даже когда три юных черных мерзавца остановили его на пороге его дома, отняли бумажник и часы, сбили с ног и нарочно раздавили его очки, мать Эльзы не разрешила вызвать полицейских и сообщить об ограблении. Даже мысль о том, чтобы заполнить полицейский бланк против негра, казалась ей «фашистской».
Эльза держалась три месяца, а потом сбежала из дома. Ее приняла небольшая коммуна, с которой она оставалась и поныне, а так как от природы у нее был веселый нрав, то она научилась быть относительно счастливой в своем новом положении.
Потом, примерно месяц назад, начались неприятности, приведшие к нашему с ней знакомству. В их коммуне появилась новая девушка, Мэри-Джейн, и между ней и Эльзой не складывались отношения. Парень, с которым Эльза в то время делила матрас, был знаком с Мэри-Джейн прежде, до того как оба пришли в коммуну, и Мэри-Джейн смотрела на Эльзу как на незаконную захватчицу. Эльзу в свою очередь возмущали попытки Мэри-Джейн отнять у нее парня. В конце концов они подрались — с криком, царапаньем, вырыванием волос, и Мэри-Джейн, будучи сильнее, победила.
Два дня Эльза бродила по улицам (тогда-то я и встретил ее), а потом она вернулась в подвал. Тем временем Мэри-Джейн не поладила с еще одной девушкой, и Эльза, воспользовавшись этим, заявила в ультимативной форме: или я, или она. Мэри-Джейн в ответ стала угрожать ей ножом.
— И что же было дальше? — спросил я.
— Мы продали ее, — как ни в чем не бывало, ответила она.
— Продали? Как это? — ничего не понимая, воскликнул я.
Эльза объяснила:
— Мэри-Джейн отказалась уйти после того, как все стали на мою сторону, вот мы и продали ее Каппи Еврею. Он дал нам за нее телевизор и двести долларов.
«Каппи Еврей», как оказалось, и в самом деле был евреем по фамилии Каплан, который зарабатывает тем, что занимается белой работорговлей. Он постоянно ездит из Нью-Йорка в Вашингтон, где покупает сбежавших девиц. Его постоянными поставщиками являются «волчьи стаи» типа той, от которой я спас Эльзу. Эти хищники хватают девушек на улицах, держат их у себя неделю-другую, а потом, если за их исчезновением не последовала газетная шумиха, продают их Каплану.
Что происходит с девушками потом, никто не знает наверняка, однако ходят слухи, будто большинство поступает в особые эксклюзивные клубы Нью-Йорка, где богачи удовлетворяют свои странные, противоестественные желания. Других, как говорят, продают сатанистам, и их расчленяют во время отвратительных ритуалов. Как бы то ни было, в коммуне кто-то слышал, что Каплан приехал «покупать», поэтому, когда Мэри-Джейн не захотела уйти по доброй воле, ее связали, потом нашли Каплана и совершили сделку.
Мне казалось, что меня уже ничем нельзя пронять, но я пришел в ужас от рассказа Эльзы о судьбе Мэри-Джейн. «Как, — спросил я в ярости, — вы могли продать белую девушку еврею?» Эльзу смутило мое очевидное неудовольствие. Она признала, что они поступили ужасно и что иногда, думая о Мэри-Джейн, она чувствует себя виноватой, однако в то время это показалось им счастливым разрешением всех проблем. Эльза сделала слабую попытку оправдаться тем, что подобное происходит постоянно и властям об этом известно, но они не вмешиваются, так что это больше вина общества, чем отдельного человека.
Я с омерзением покачал головой, однако этот поворот в нашей беседе дал мне возможность заговорить о том, в чем я был больше всего заинтересован. «Цивилизация, которая терпит существование Каплана и его отвратительного бизнеса, должна быть стерта огнем с лица земли, — сказал я. — Нам надо сжечь ее и начать жизнь сначала».
Сам того не замечая, я повысил голос, и был услышан другими обитателями подвала. Покачивающийся субъект поднялся с матраса перед телевизором и сделал несколько шагов.
— Что мы можем сделать? — спросил он, не ожидая ответа. — Каппи арестовывали не меньше дюжины раз, но копы всегда его отпускают. У него есть связи среди политиков. Какие-то большие евреи в Нью-Йорке — его постоянные посетители. И еще я слышал, что один из его клубов постоянно посещают два или три конгрессмена.
— Значит, кто-то должен взорвать Конгресс, — сказал я.
— Насколько мне известно, такая попытка уже была, — рассмеялся он, имея в виду акцию Организации.
— Что ж, будь у меня бомба, я бы попытался. Где бы мне достать динамита? — спросил я.
Парень пожал плечами и вернулся к телевизору. Я попытался выудить информацию из Эльзы. Какие группы в Джорджтауне устраивают взрывы? Как я могу с ними связаться?
Эльза и хотела бы мне помочь, однако она ничего не знала. Это ее совсем не занимало. Наконец она обратилась к мужчине, который подходил к нам: «Гарри, а ребята с Двадцать девятой улицы, которые называют себя „Четвертым Мировым Освободительным Фронтом“, разве не взрывают свиней?»