Дневник желаний

Пропев своими же губами заключительную строку куплета, Громов словно отрезвел. Смысл явно пришелся ему не по душе, ведь один оставаться он не собирался.

— Поставь-ка, Павел, что-нибудь посовременнее, — поморщился Дмитрий Владимирович.

Оставшуюся часть пути он ехал молча, безо всяких эмоциональных вольностей, даже если песня ему нравилась.

***

В "Мон Амуре" Дмитрий Владимирович приосанился и решил наведаться прямиком к сыну, но на лестнице неожиданно встретился с Марго. Одета сегодня она была особенно вычурно и странно, Громов про себя отметил, как неуместно выглядит на ней шляпа с большущими полями и розовым пером длиной не менее полуметра.

— Какие люди, — выдала Марго, слегка приподняв край верхней губы.

— Привет-привет, — наспех ответил Громов-старший.

Он надеялся, что любезности на этом закончатся, но просчитался.

— По какому случаю? — спросила Марго, уставившись на Дмитрия пытливыми глазами.

— А что, мне нужен случай, чтобы прийти в ресторан сына? Желудок хочу порадовать обедом, а глаз красотой. Максим знает толк в подборе персонала, куда ни глянь, стройная красавица.

Отец Максима вполне уверенно заговаривал зубы, но Марго не отставала.

— Ой, батюшки, насмешил! Куда тебе стройные красавицы? Пузо висит, давление скачет. Молодых оставь молодым. В нашем возрасте, Владимирович, пора бы уже думать о душе.

Марго так злостно и ядовито выражала свою насмешку, что Громовы кулаки сами собой стиснулись, и он решил во чтобы то ни стало ответить на словесную шпильку.

— Думать о душе? И это говорит женщина в годах, с ног до головы одетая в рубины и полупрозрачное... что это вообще, блин, такое.

— Это кружево ришелье, — оскорбилась Марго, — и я одеваюсь так во имя искусства и красоты, а не прелюбодеяния и похоти!

На этот раз продолжать разговор расхотелось уже ей. Марго, не раздумывая, развернулась к обидчику спиной и ушла прочь, покачивая крутыми бедрами, вместе с которыми колыхалось и страусиное перо.

Много она понимает, возмущался Громов-старший, мужчины с возрастом как хороший коньяк, так что не надо тут... Он вновь приосанился и направился прямиком к Максиму в кабинет, но войти не успел, его чуть не сбил с ног вылетевший из-за двери Громов-младший.

Глаза круглые, взгляд оголтелый, весь расхристанный и нервный.

— Кого я вижу, ты, сын, сегодня явно не в форме, что случилось?

— Я... Да представляешь, Оля в ресторане не появилась, трубку не берет телефон выключен... Я вот хочу к ней домой съездить. Боюсь, что-то случилось.

— Постой, постой, Максим, я здесь как раз по этому поводу.

Дмитрий состроил почти скорбный вид и, слегка взяв Максима под локоть, направил его обратно в кабинет.

— Что значит — ты здесь по этому поводу?

Максим удивленно уставился на отца.

Громов-старший выдержал паузу, тяжело выдохнул и достал телефон.

— Понимаешь, Олечка не так проста как казалось. Вот послушай..

Дмитрий показал смартфон и запустил на нем диктофон.

— Отлично, — прозвучал голос Дмитрия. — Тогда, думаю, у нас с вами не возникнет разногласий, и вы разорвёте эту связь.

— Что? — переспросила Оля.

— Ну хорошо, — недобро процедил Дмитрий Громов. — Триста тысяч вас устроит?

— Конечно, устроит, — ответила Непруха.

— Что это? — чуть ли не проревел Максим. — Какого черта ты сделал?

— Я хотел защитить тебя и нашу семью от очередной охотницы за деньгами. И я это сделал! Где твоя благодарность? — ответил Громов-старший, всем видом выражая уязвленные чувства.

В ответ Максим, не говоря ни слова, направился к двери.

— Ты куда это собрался?

— Подальше от всех вас. И от тебя, и от нее.

***

Громов-старший за сыном не побежал, а как ни в чем не бывало решил отобедать в ресторане отпрыска. В самом деле, перед поездкой за роскошным букетом и спасением Олечки необходимо как следует подкрепиться. Поначалу все было прекрасно, гребешки в масле радовали, аперитив разжигал пищеварительный огонь. Однако когда подали десерт, что-то пошло не так. Кусок в горло отчего-то не лез.

В этот самый момент голос в голове Дмитрия начал безжалостный монолог, больше похожий на проповедь.

"Это что получается, я, старый козел, с собственным сыном соревнуюсь? Да нет, я же как лучше хочу, ну правда, куда ему Оля, он же ее обидит…" Но обман, а тем более самого себя, дело временное, и правда никогда не заставит себя ждать. Может, поэтому удобный еще утром довод почему-то перестал работать в обед. "Это что выходит, я собственными руками ему сейчас больно сделал? И Олечке тоже сделал".

Дмитрий отодвинул тарелку с десертом и с грустным видом посмотрел в окно. На душе стало скользко и противно. Признаться во всем? Заклюют ведь. Возненавидят до конца жизни, проклянут, отрекутся...

Громов-старший бросил взгляд на сладкое блюдо — профитроли с апельсиновым желе и взбитыми сливками игриво поблескивали в солнечных лучах, обещая настоящий вкусовой взрыв. И этим взрывом он сейчас насладиться не может, пока на душе так гадко.

Ладно. Решено. Сегодня же он расскажет обо всем им обоим, пускай лучше ненавидят его, чем друг друга. А чертовка Марго и в самом деле права, в его возрасте если о чем-то и думать, то только о душе.