Борис посмотрел на часы, мгновенно покрылся холодным потом. Было почти семь вечера. Как долго они пробыли в воздухе? Час? Два? Он попытался вспомнить происшедшее: деревья, полдень, солнце. Во рту был неприятный привкус, живот болел.
Они летели на небольшой высоте – очевидно, чтобы не засекли радары. Борис видел в иллюминатор голубое небо и на его фоне вершины гор. Ему стало холодно. Он зашевелился, пытаясь освободиться от ремней, и Гаске сказал:
– Веди себя нормально, и мы тебя не тронем.
Он вдруг понял, что к нему обращались по-русски. Он рванулся в панике, взмахнул правой рукой, пытаясь дотянуться до горла Гаске, а левой дергал ремень. Но что-то было не так, ремень не поддавался – видимо, был закреплен особой застежкой. Гаске дважды сильно ударил его, и по лицу Бориса потекла кровь.
– Я хочу в туалет, – пробормотал он и услышал в ответ:
– Сиди не двигайся.
– Я сейчас сделаю прямо на сиденье, – сказал Борис, затем закричал в сторону пилота: – Сейчас уделаю все ваши кресла.
Но тот не реагировал.
Русский, выдававший себя за Гэвина Гаске, подошел к пилоту, и они посовещались о чем-то. Пилот кивнул, вытащил автомат и передал русскому. Тот сказал:
– Будешь плохо себя вести – я выстрелю по твоей коленной чашечке и ты больше никогда не сможешь ходить.
– Подлец, – сказал Борис.
– Знаю, что подлец. Так же, как и ты, Дробнов. Поэтому давай будем уважительно друг к другу относиться. – Автомат был нацелен на колено Бориса. – Ты действительно хочешь в туалет?
Борис судорожно сглотнул и энергично кивнул. Его тошнило, и голова раскалывалась на части. Гаске наклонился к нему, по-прежнему держа автомат наготове, расстегнул ремень и приказал:
– Ну иди, да поживее, и не закрывай дверь туалета!
Борис пошел к туалету, он слышал, как пилот сказал русскому: «Через четыре минуты пересечем границу».
Самолет сильно накренился, и Бориса сильно стошнило. Все внутри него перевернулось от одной мысли, что его насильно тянули туда, откуда он с таким трудом сбежал. Через четыре минуты он будет в руках коммунистов!
Он был опустошен, его выворачивало наизнанку. Он был согласен па пулю в колено – на что угодно, только бы не возвращаться назад!
Русский стоял в прежней позе, дуло автомата было повернуто в сторону Бориса. Борис прислонился к стенке. И вдруг он увидел надпись по-французски: «Осторожно. Не прислоняться. Ручку не поворачивать». Не отдавая себе отчета в том, что он делает, полубессознательным движением Борис повернул ручку влево. Дверь подалась и медленно пошла в сторону. Через секунду он летел вниз – в бездну.
Аэропорт в Сен-Дени, столице Реюньона, отличался современной архитектурой и парижским сервисом: служащие, темнокожие креолы, были одеты в темно-синюю фирменную одежду с белоснежными рубашками и разговаривали на безупречном французском языке. Хорошенькая француженка поменяла мои двести долларов на франки, а другая – еще более привлекательная блондинка – оформила прокат на машину «симка», вручила карту острова и туристический проспект. На карте остров своей формой напоминал яйцо в разрезе, узкая линия берега окаймляла желток гор, испещренный звездочками вулканов и точками селений, очень живописных, как объяснила блондинка. Самым красивым, по ее словам, был поселок Киласс, располагавшийся на высоте две тысячи метров.
Она показала на карте место, отмеченное красным, и объяснила, что это действующий вулкан, окруженный остывшей лавой.
– Замечательный вид! – сказала она и улыбнулась ослепительной улыбкой.
Я спросил о гостинице, и она порекомендовала гостиницу в Бургенвилле. Она была очень любезна и проводила нас до машины. По дороге в гостиницу я купил газеты «Фигаро» и «Тайм» и узнал, что «Дневники Берии» по-прежнему оставались бестселлером. Татана хранила мрачное молчание.
– Ты флиртовал с этой блондинкой, – вдруг сказала она. Я усмехнулся. Татана ревнует – еще месяц назад это было невозможно представить.
– Она меня дразнила, а я был сдержан, – сказал я.
– Конечно-конечно. Тебе и в голову не пришло остановить ее, когда она рассказывала об острове. А она не гид, – заметила Татана.
– У нас с тобой масса времени, дорогая, и мы можем сами познакомиться с островом.
Татана взяла газету и уткнулась в нее.
Мы уже подъезжали к Бургенвилю, как вдруг Татана вскрикнула по-русски, затем простонала:
– О господи! Какое несчастье!
Она была мертвенно бледна, пальцы ее сжались так крепко, что я едва вырвал газету. И сразу же увидел сообщение:
«Смерть в воздухе»
«Возле Габбендорфа юго-восточнее Вены найдено тело мужчины. Предполагают, что он выпал из частного самолета. Имя человека – Борис Дробное, он русский эмигрант, проживающий в Мюнхене. Полиция вскоре допросит владельца самолета доктора Феликса Радина, австрийца».