Дневники казачьих офицеров

Перебравшись в Верхнетебердинский аул, куда из станиц часто приезжали жители за лесом, я подробно знал от казаков происходящее в станицах. Побывав несколько раз в монастыре, я через монашек связался с казаками из различных станиц, ближайших к горам, а в глубь Кубанской области посылал письма с казаками, приезжавшими за лесом. Они прятали мои письма в сосновые стволы, просверливая в дереве гнезда буровами, — всех едущих с гор обыскивали.

В Верхнетебердинском ауле я познакомился с полковником Старицким,[61] терским казаком. Он говорил о том, что надо начинать восстание, но сам ничего не предпринимал. Вначале, на его вопрос, что я думаю делать, я говорил, что намерен идти в Грузию, так как казаки еще не доросли для восстания, а он старался убедить меня остаться на Кубани.

Между тем распространялись слухи, что в лесах казаков «видимо-невидимо»: на Белом Ключе — две тысячи, в верховьях реки Кардоник — тысяча, реки Зеленчук — две тысячи, реки Лабы — пять тысяч и т. д. Беря слухам, можно было подумать, что под каждым кустом сидит казак с винтовкой. Этим слухам я не верил, так как знал численность мелких партий казаков, скрывающихся в лесах и время от времени нападающих на проезжавших комиссаров и разъезды красных.

Некоторые партии действительно вели борьбу, а многие просто занимались разбоем, грабя всех, кто попадался им под руку. Но казаки во всех этих (шайках) партиях были отборные в отношении храбрости и боеспособности. Это время на Кубани можно сравнить с «атаманщиной»: начальник одной партии ни в коем случае не хотел подчиняться другому, хотя и старшему, и более способному.

Связавшись письмами со многими станицами и получив ответы, я узнал о положении дел. Из всего было видно, что еще рано, но сами большевики помогли мне, объявив мобилизацию двум годам (призывным): подлежащие мобилизации казаки потекли в лес.

Покинув в конце мая Верхнетебердинский аул, я переселился в женский Преображенский монастырь, где, оставив жену и казака, с Баблой Кочкаровым выехал в район Белого Ключа — станицы Бекешевской. Проездив около девяти дней по лесам, нигде не встретил больших групп казаков, но отсюда связался со станицами Бекешевской, Беломечетской, Баталпашинской и Усть-Джегутинской. Настроение казаков неважное — все угнетены и терроризированы. Мелкие партии казаков, кто этого пожелал, посылаю в верховья реки Кардоник, где уже имелась группа в 40 человек, с которой я связался из монастыря.

Поездка оздоровила меня, ездили открыто, встретились даже с разъездом красных, которые просили наши документы. Мы заявили им, что командированы горской охраной разыскивать пропавший скот и зарегистрировать его для выполнения разверстки (документы, конечно, фальшивые). Поговорили немного и разъехались. Большие солшения у меня закрадываются относительно успешного набора казаков, но решаю бесповоротно начать дело.

Возвратившись в монастырь к 10 июня, с женой готовим воззвание и программы, и с этим еду с Кочкаровым в верховья реки Кардоник (Николинкин лес). Офицеры и казаки встретили меня радушно, мне было очень приятно увидеть некоторых моих бывших соратников, но порядка у них не было, не было даже старшего.

Дня за два до моего приезда сюда же прибыл взвод донцов, бежавших от Балахонова[62] из города Пятигорска (35 человек). Офицеры и казаки жили в разных местах, я их собрал, объявил свое решение продолжать борьбу против большевиков и призвал их в ряды бойцов. Мое предложение принято криками «ура!». Назначив старшего, приказываю ему собрать все группы, находящиеся в районе реки и станицы Кардоникской, а также вызвать желающих из станицы. Рассылаю программы и воззвания.

На другой день выбрано место для бивака, построены шалаши и из станицы подвезено продовольствие. Набралось 98 человек (10 офицеров и 88 казаков), которых объединил в 1-й Хоперский полк. С этого же дня, 14 июня, выставляется наблюдение, в станице Кардоникской устанавливается постоянный пост и высылаются казаки в станицу Красногорскую и аул Хатажукаевский, дабы условиться с некоторыми жителями о предупреждении нас в случае появления противника. Рассылаю по лесам призыв офицерам и казакам вступить в ряды.

Заложив начало здесь, я выехал в монастырь, где у меня должно состояться свидание с влиятельными карачаевцами. В монастырь прибыл полковник Старицкий, предупрежденный мной за несколько дней до этого. Большевики из Баталпашинской подсылают в монастырь своего шпиона, бывшего белого офицера, которого мы открываем и расстреливаем.

В монастырь прибывают еще несколько офицеров-кубанцев, я эту группу (около 15 человек) подбираю и веду к себе на бивак, где остается старшим полковник Старицкий. Отдаю ему приказание, а сам с разъездом в 36 человек снова спускаюсь с гор вниз к станицам.