Дни черного солнца

— Хочу побыть самим собой с тобой, Орри, — шептал он, прижимаясь губами к моей коже. — Всего один раз…

Это была не просьба, еще чего! Он просто мне объяснял…

Я окончательно закрыла глаза и изгнала из тела всякое напряжение. Я бы сейчас не смогла заставить себя говорить, да в этом и нужды не было. Вполне хватало и моего доверия…

Он поднял меня и уложил, а сам устроился сверху, прижав мои руки за головой. Я лежала не двигаясь, зная, что именно этого он и хотел. Толику власти. Он был совсем лишен былого могущества; то, что он все-таки мог позволить себе, драгоценно для него.

Некоторое время он просто смотрел на меня. Его взгляд ласкал, как щекочущее перышко: какая сладкая пытка! Когда же он наконец коснулся меня, прикосновение было весомо, точно приказ. Я содрогнулась, выгнулась, раскрылась ему навстречу всем своим существом… Это произошло само собой, помимо моей воли, но не противоречило ей. Когда наши тела стали сближаться, я почувствовала невероятный жар его плоти. Сперва он двигался медленно, очень сосредоточенно, что-то шепча. Это были слова божественного языка, звучавшие как молитва, еле слышно, почти на пределе моего довольно-таки острого слуха. Сработает ли для него волшебство? Сработает ли?..

но ведь он изменился, все изменилось…

И тут я ощутила эти слова на своей коже. Не спрашивай меня, как я поняла, что это именно слова: я не знаю. Мне и не полагалось бы ощущать их, обычно у меня лишь кончики пальцев были настолько чувствительны, но сейчас я умудрялась воспринимать прямо бедрами все узоры, извивы и острые зубцы божественного языка, и каждая буква была внятна моему разуму. Я видела, что меня облекали не просто слова; там были еще такие странные наклонные линии, и числа, и символы, распознать которые я не умела. Как все сложно!.. Это ведь он создал язык в самом начале времен, и язык всегда был самым тонким его инструментом. Слова скользили по коже, вились по ногам, оплетали груди — о боги!.. Никакими человеческими средствами не описать моих ощущений!.. Я извивалась, я корчилась, я изнемогала… Он следил за мной, вслушивался в мои всхлипы… и был доволен. Это я тоже чувствовала.

— Орри, — выговорил он.

Всего одно слово, но сквозь него я по-прежнему слышала шепоты, шепоты доброй дюжины голосов, они перекликались и смешивались, и все они принадлежали ему. От этого каждое слово обретало множество смыслов, и каких только среди них не было!.. Желание, страх, власть, нежность, благоговение…

Потом он снова меня поцеловал, поцеловал свирепо и страстно, и я готова была закричать, если бы смогла, потому что я пылала — в горло ворвалась молния и подожгла каждую жилочку тела. Я извивалась и билась, я плакала, но слезы тотчас же высыхали…

Я обливалась потом, и капли немедленно обращались в пар. Я чувствовала, как жар невозможно близкого солнца впитывался и собирался во мне, поднимался изнутри к коже и закипал. Вырвется ли этот жар или спалит меня?.. Мне было все равно. Я кричала без слов и все прижималась к нему, прося еще чуточку, прося о явлении бога в человеке, ибо он был обоими, и я любила обоих и всей душой желала обоих…

А потом настал день и принес с собой свет, и все мое невероятное восприятие рассеялось без остатка, поглощенное ревущим пламенем и божественной славой десяти тысяч добела раскаленных солнц…

21

«НАТЮРМОРТ»

(холст, масло)

Вот и начинается та часть моей истории, рассказывать о которой мне труднее всего. Но я должна поведать ее, потому что ты должен знать все.

* * *

Когда я проснулась, уже вечерело. Я проспала весь день; но стоило мне сесть в постели и выпутаться из сбившихся простыней, как я чуть не завалилась спать дальше. Я до того устала, что готова была еще неделю не просыпаться! Но я жутко проголодалась, очень хотелось пить и… безотлагательно посетить уборную. Так что, делать нечего, пришлось подниматься.

Солнышко, спавший рядом со мной, не шелохнулся. Даже когда я запнулась о свой халат, валявшийся на полу, и вслух ругнулась. Я предположила, что магия опустошила его еще больше, чем меня.

Добравшись до уборной, я воспользовалась случаем ощупать себя — все ли на месте? Утром я не на шутку боялась превратиться в головешку, однако была вполне жива и даже чувствовала себя неплохо — если не считать усталости и некоторой, хм, помятости. А так все отлично. Я умывалась, терла лицо… и вдруг подумала: а ведь я счастлива. Едва ли не впервые со времени отъезда из Тени. Я полностью и воистину счастлива!

Так что, когда первые токи холодного сквозняка обняли мои лодыжки, я едва заметила их. Но, покинув уборную, я сразу ступила в такой резкий холод, что поневоле остановилась, начиная понимать, что мы с Солнышком в доме не одни.

Сперва была лишь тишина. Лишь растущее чувство присутствия и огромности. Оно заполняло спальню, оно давило… Стены отзывались едва слышным потрескиванием. Нас определенно посетил не человек.

И тому, кто к нам явился, я очень не нравилась. Очень…