Глава 16
Худшее в том, чтобы быть человеком
Еще до того как я осмеливаюсь открыть глаза, мне приходится чувствовать. Всё. В голове у меня гудит, в горле пересохло, в животе бурлит. Не знаю,
Воспоминания о прошлой ночи обрушиваются на меня, и каждая частичка времени еще более ужасает, чем предыдущая: я падаю в центре ночного клуба, я вешаюсь на Картера, он отрывает меня от себя, я едва не заливаю его рвотой. Это всё и правда было?
Открыв наконец глаза, я подпрыгиваю от неожиданности. Маленькая девочка с тонкими косичками сидит у кровати, глядя мне прямо в рот.
– Какая ты красивая, – говорит она.
Это
Дверь распахивается. Всё вокруг заливает свет из коридора.
– Имани, – зовет Картер. Малышка тут же встает, пряча руки за спину. – Я же просил тебя не заходить сюда.
– Я хотела просто посмотреть…
Он открывает дверь пошире.
– Иди есть.
Поморщившись, она выбегает из спальни.
Я молча лежу под его одеялом, на его двуспальной кровати, и не помню, как сюда попала. Он смотрит на меня, вытирая руки о полотенце, с голым торсом, в черных баскетбольных шортах.
– Это относится и к тебе. Пойдем есть!
Дверь за ним закрывается.
Я сажусь и опускаю взгляд вниз. Я всё еще в платье, в котором была прошлым вечером. Моя рука трогает спутанные волосы. Проклятье, я не заплела их прошлой ночью. Не могу даже представить, как сейчас выглядит мое лицо.
Я перекидываю ноги через край кровати и слишком быстро встаю. Голова начинает кружиться, а желудок сокращается. Я держусь за матрас, пока всё не успокаивается. Всё, кроме моего желудка.
Подойдя к двери, я морщусь от света, заливающего коридор, и слышу звон столовых приборов на фоне бормотания детской телевизионной программы. Я кое-как дохожу до кухни и вижу Картера, помешивающего овсяную кашу в кастрюле на старомодной газовой плите.
– Возьми миску, – говорит он, кивая головой в сторону открытого буфета с голубой пластиковой посудой.
– Я не могу даже думать о еде, – хриплю я.
– Тебе станет лучше, если ты поешь.
Я вяло оглядываюсь вокруг.
– А твоих родителей дома нет?
Он не отрывает взгляда от кастрюли.
– Не.
– Который час?
– Около восьми, кажется, – Картер достает из кармана телефон. – Половина девятого.
– Мне нужно забрать свою одежду у Оливии. Где она?
Картер кладет ложку и поворачивается ко мне.
– Я уже ее забрал, – он указывает на гостиную.
Мой рюкзак лежит на полу перед потрепанным черным диваном, телефон лежит сверху. Но я останавливаюсь, когда замечаю Одена в отключке на подушках с мусорным ведром возле головы. Сестренка Картера сидит перед маленьким телевизором в углу, уставившись в какой-то незнакомый мне мультик с миской овсяной каши, словно всё это совершенно нормально.
Когда я возвращаюсь на кухню со своими вещами, моему желудку как будто становится еще хуже. Держась за дверной проем, я закрываю глаза.
– Ты как?
– Мне надо ехать. Мои родители… – я тяжело сглатываю.
– У нас всё в силе насчет просмотра фильма у тебя дома?
Я резко открываю глаза, потом издаю стон.
– Я совсем об этом забыла.
– А я говорил тебе и Одену, что вы пьете слишком много.
– Чересчур много.
Картер пожимает плечами.
– Если хочешь, я могу сесть за руль.
– Сесть за руль? В смысле,
Он всё понимает по моему лицу.
– Мусорное ведро вон там!
Я изрыгаю рвоту, держась за края ведра и зажмурившись. Рвота уже есть в моем списке «Худшего в том, чтобы быть человеком», и теперь мне нужно добавить в него еще и похмелье. Всё горит, мои ноздри, мое горло, мои глаза, когда меня тошнит в мусорное ведро.
– Возвращаясь к нашему разговору, – Картер смеется, – хочешь, я сяду за руль?
Я оглядываюсь:
– Да, пожалуйста.
Картер показывает мне, где ванная комната, там я переодеваюсь, пытаюсь заплести волосы и чищу зубы. Под глазами у меня осыпавшаяся тушь. Я выгляжу ужасно. А чувствую себя еще хуже.
Когда я выхожу, Картер роется в своем шкафу.
– Дай мне минутку. Я найду футболку.
Я разглядываю мышцы у него на спине, позвоночник, продавленный между ними, словно ров, в который мне хочется нырнуть, и говорю себе: «Нет, тебе не хочется».
– Можешь разбудить Одена? – спрашивает он, оглядываясь через плечо и замечая, что я на него пялюсь.
Я с округлившимися глазами тут же отворачиваюсь.
– Ага.
Имани всё еще смотрит телевизор, когда я присаживаюсь на диван у ног Одена. Я похлопываю его по лодыжке, называя по имени. Он не двигается. Я сжимаю его лодыжку и трясу. По-прежнему ноль реакции.