Дни Кракена

— Андрей Андреевич, — сказал он, — если кухня, как вы говорите, находится под нами, а кипит в тысячах километров над нашими головами, то как происходит передача энергии? Ведь здесь так спокойно, почти не качает…

— Это, по-видимому, только так кажется, Миша. Не исключено, что как раз сейчас нас несет с огромной скоростью, а мы не замечаем этого. Или нас занесло в полярные области. Там спокойнее… должно быть спокойнее. Не знаю, не знаю.

Профессор закрыл глаза и замолчал. Было очень тихо, только стучала в висках кровь.

— Здорово, — пробормотал Михаил Петрович. — Кругом чертова пропасть этого сжатого газа… и мы висим как цветок в проруби… Слушайте, Андрей Андреевич, сколько времени будет продолжаться такое положение?

— Не беспокойся, Миша, — опередил Беньковского Северцев. — До самого конца своих дней ты будешь плавать в этой полужиже… или пока не рехнешься от тоски. Ноты, несомненно, успеешь увидеть и узнать много нового. Так что утешься.

Профессор прищурившись поглядел на него.

— Слушайте, Владимир Степанович, — сказал вдруг он. — Почему вы, собственно, пошли в астрономы-межпланетники?

— То есть?

— Почему? Почему вы не занялись, скажем, разведением кроликов?

— А почему я должен был заняться кроликами? — озадаченно осведомился Северцев.

— Ну как же… Чтобы выращивать их… размножать, так сказать.

— Да на что мне кролики?

— Но ведь у вас их не было, правда? Когда вы поступали в университет…

— Не было, и слава богу. А если бы даже и были?

— У вас стало бы их еще больше! Вот хорошо было бы, а?

— Хорошо? — К восторгу Михаила Петровича лицо Северцева побагровело до синевы. — Чересчур хорошо, я полагаю…

— Вы могли бы снабжать кроликами студенческие столовые…

— Гм…

— Затопили бы кроликами всю Москву…

— А…

— Могли бы дарить кроликов своим знакомым…

Михаил Петрович не выдержал и расхохотался. Он хохотал долго, страдая от боли в груди и спине, держась за живот и уткнувшись лицом в пол. Беньковский снова опустил веки.

— Юмор в покойницкой… — пробормотал Северцев.

— Эх, Володя, Володя… — Профессор покачал головой. — Хорошо бы выставить вас на полчасика наружу. Это прохладило бы вас.

— Слушайте! — воскликнул Михаил Петрович. — У меня идея…

— Первая идея на Юпитере. Интересно.

— Да, идея. Давайте пообедаем!

Северцев и Беньковский переглянулись.

— Неплохо придумано. Когда еще призовет нас господь… А я, откровенно говоря, думаю: чего это мне не хватает…

— И выпьем тоже, — решительно сказал Беньковский, разглаживая бороду.

Не меньше часа прошло, прежде чем они ползком, часто останавливаясь и отдыхая, перетащили из кладовой все необходимое для обеда. Беньковский сидел у стены и открывал консервы, бутылки, разворачивал целлофановые пакеты, с поразительной ловкостью орудуя одной рукой.

— Кушать подано, — слабым голосом провозгласил он.

Михаил Петрович и Северцев, взмокшие и измученные, растянулись рядом с ним. Профессор наполнил стаканы.

— Итак, — сказал он. — Наша первая, но, по всей видимости, не последняя трапеза в водородной бездне…

Они чокнулись и выпили. Северцев потянулся за шпротами. Михаил Петрович занялся ветчиной.

— Собственно, не так уж плохо, — сказал профессор.

— Пикантно, — кивнул Северцев. — Как пир во время чумы.

— Иди ты с чумой, — добродушно-лениво сказал Михаил Петрович. — Чума, смерть… Надоело. Зачем об этом все время напоминать, спрашивается?

— Миша прав. — Профессор с усилием поднял бутылку. — Еще по одной… Вам куда, Миша?

— Сюда. — Михаил Петрович протянул свой стакан. — Сюда и не мимо, пожалуйста. Спасибо. Да, Андрей Андреевич, это совсем не гак плохо. У нас есть продовольствие… кислород, приборы для кондиционирования воздуха. Что еще нужно? Мы можем прожить так годы…

— Аванпост человечества в недрах Юпитера, — криво усмехнулся Северцев.

— Вот именно. Аванпост человечества. — Михаил Петрович поднял палец. — Это, знаешь ли, обязывает.

— Собственно, сейчас наше положение не отличается от положения какого-нибудь Робинзона на необитаемом острове…

— С той только разницей, — сказал Северцев, — что у тех была надежда вернуться домой, а у нас…

— Виво — эсперо. — Профессор снова наполнил стаканы.

— Необитаемый остров… с утроенной силой тяжести, без солнца, затерянный в океане сжатого водорода… повисший в розовой пустоте!

— Тяжесть — это скверно, — признался Михаил Петрович — Иногда мне кажется, что я слышу треск собственных костей. Неужели утроенная?

— Что-то в этом роде. На меньшую не стоило бы обращать внимания.

— Ничего, постепенно привыкнем, — сказал профессор. Глаза его блестели, борода растрепалась, обычно бледное лицо налилось краской. — Зато какой простор для исследований! Мы достанем из кладовых приборы, оборудуем здесь обсерваторию, мы будем наблюдать и вычислять…

— И в один прекрасный час звездолет рухнет в какую-нибудь водородную Ниагару и разлетится в пыль… И это может случиться в любую минуту! Вы понимаете?

— Но ведь может и не случиться? — мягко проговорил Михаил Петрович.

— Дамоклов меч!

— Ну и черт с ним! Плюнь. Или займись кроликами.

Профессор протянул к ним руку.