Дни Крови и Звездного Света

«И все-таки, я имею какое-то значение», — убеждала она саму себя. Как и Саразал, как мотыльки и жалящие мухи, и всякая крадущаяся живность, и звездоподобные бутоны Тенцинг, такие маленькие и прекрасные, и даже крошечные кусачие паразиты-скинвиты, которые, в конце концов, просто пытались жить.

И Рат тоже существенен и важен, даже если его дыхание такое, будто он всю свою жизнь питался только одной кровью и обгладывал кости.

Он помогал им. Когда он схватил Саразал, Свева на самом деле не думала, что он утащит ее и приготовит из нее себе похлебку, но было сложно не бояться, когда ее сердце замирало от страха при одном только взгляде на него. Дашнаги ели мясо. Такова уж была их природа, как паразиты-скинвиты были скинвитами, но это не значило, что они обязательно должны ей нравиться. Или он ей.

— Мы не поедаем Дама, — сказал Рат, не глядя на нее, когда она его догнала, что было весьма не сложно, так как Свева была намного быстрее его, к тому же он был обременен Саразал. — Или других высших чудищ. Уверен, о том тебе известно.

Свева понимала, что, скорее всего, так оно и было, но все же, как трудно было принять это на веру.

— Даже в том случае, если вы очень проголодаетесь? — не удержавшись, скептически спросила она. По какой-то странной причине, ей хотелось верить в худшее, что было в нем.

— Я очень голоден, но ты все еще жива, — ответил он. И все. Рат продолжал идти, а Свеве оставалось лишь продолжать бояться, потому что Саразал спала, положив голову ему на плечо. Он же отлично держался, неся ее, когда было бы куда проще для него бросить ее и помчаться со всех ног вперед, короткими перебежками, как это делали Дашнаги, когда загоняли добычу. Однако он так не поступил.

Он привел их сюда, и теперь, когда они были уже в низине, в овраге, Свева могла слышать и обонять то, что слышал и обонял он несколько миль назад своим острым чутьем хищника: Каприны.

Каприны? Вот почему он срезал дорогу на восток, чтобы перехватить след этого медлительного, прыгающего стадного народца. С которым, судя по запаху, все еще находился весь их домашний скот?

Рат остановился у подножья склона, и когда Свева врезалась в него, он сказал: «Из деревни, думаю я, той, что за акведуком. Помнишь».

Как будто она могла забыть то место, где были вздернуты серафимовы солдаты с кровавыми улыбками, посланием Военачальника. Пока она будет жива, никогда не забудет тот ужас, перемешанный с надеждой на спасение. Деревня была пуста; она полагала, что все ее жители должны были быть мертвы, и как было радостно узнать, что это не так, но она никак не могла взять в толк, зачем Рат последовал за ними.

— Каприны медлительны, — сказала она.

— Потому им и нужна будет помощь, — ответил Рат, и Свева почувствовала, как ее заливает краска стыда. Она думала только о том, как бы им самим сбежать.

— А еще, при них может быть целитель, — добавил Рат, переводя взгляд на Саразал, которая покоилась на его груди. Ее глаза были закрыты, раненая нога аккуратно лежала на его согнутой руке. Это выглядело так неуместно: хищник, прижимающий к себе добычу, отчего Свева могла только моргать и чувствовать, будто стала жертвой своих собственных заблуждений.

Знает ли она, что правда, а что всего лишь ее предрассудки?

Эта земля была огромной. Казалось, что если Акива будет подниматься все выше и выше в небо, то, куда ни глянь, глаза все равно никогда не смогут охватить всю бесконечность зеленого раздолья. Хотя он знал, что это не так. На востоке земля бугрилась, и равнина уступала место протяженным низким хребтам, чтобы превратиться в высокогорную пустыню. Путем, длиною в несколько дней, а то и недель, красной глины и колючих растений, где ядовитые жуки, большие, как щиты, закапывались вглубь и выжидали в течение месяцев, а то и лет, добычу, которая окажется в пределах досягаемости. По слухам, около небесных островов жили кое-какие кочевники, шакалоголовые Сабы, но дозоры серафимов не нашли никаких признаков жизни или те затерялись где-то в глуши, и никогда туда больше не возвращались, чтобы подтвердить или опровергнуть это.

На западе лежал Береговой Хребет, и, кроме того, побережье Уединенное, дом для череды деревень и народа, который мог жить как в воде, так и вне ее, и который ускользал, словно юркая рыбка, завидев врага, отступая в свои глубоководные убежища, пока не минует угроза.