Дни тревог

Это Панкову было понятно. Стройку химкомбината обеспечивало транспортом крупнейшее автохозяйство города, а эти полтора десятка машин разных марок стояли на балансе пока еще строящегося комбината… Дальновидное руководство будущего предприятия позаботилось, чтобы под рукой на всякий случай была и собственная техника. Так что зарплата комбинатовских шоферов пока от количества рейсов не зависела. Ездят — зарплата идет, стоят в гараже — те же деньги. Печали нету.

— Ох, хитрецы, — протянул Панков. — Соображаете, что сидеть легче, чем стоять. А где, удальцы, заведующий ваш? Познакомиться надо.

— Завгар в отпуске. Вместо него Ахлюстин Борис Федорович, механик. Так он в контору двинул. Совещание там. Нашего брата обсуждают.

— Ладно, время есть, подожду. — Старшина присел на чурбачок, достал пачку папирос и протянул угоститься. Двое ремонтников взяли по папиросе, остальные сказали спасибо.

Панков курил и думал, с кого же правильнее начать: с механика или прямо с шоферов? Если путевой лист в субботу выписан, то механик, понятно, может заявить, что все по закону. Выпустил автомобиль согласно указанию, и все дела. А суббота — день выходной. Он каждого водителя допоздна дожидаться не обязан. Не маленькие. Вот и получится, что механик скажет: шофер ездил, его и спрашивайте, а я в субботу дома сидел, смотрел телевизор. Да и что, собственно, механик знать может, когда мы и сами ничего толком не знаем. Ну, стоял автомобиль в лесу, ну, проехал мимо, когда в карьере горел «Москвич». И что? Ни-че-го.

В дверь бокса вошел длинный парень в картузике набекрень и промасленной телогрейке. Под левым глазом отливал синевой добрый синяк.

— Ну как, Шлындаков, прошел проработочку? — прогудел пожилой водитель, посмеиваясь.

— Прошел, — буркнул владелец синяка. — За ними не заржавеет. На месяц в подсобники перевели.

— В другой раз будешь наперед думать, прежде чем кулаками махать.

— Чудак ты, дядя, — горестно вздохнул Шлындаков. — Или невдомек, что я за правду пострадал?

— И Ахлюстин за тебя не заступился?

— Этот заступится, — снова вздохнул Шлындаков. — Сознательного, понимаешь, из себя строит… Прямо молись на него.

Он подошел к тому самому грузовику, посмотрел в боковое зеркало и заботливо потрогал пальцем отек под глазом. Увидев Панкова, изменился в лице:

— Вот и товарищ милиция здесь, опять насчет меня, что ли?

— В каком это смысле? — спросил старшина. — Или сам за собой грешок знаешь?

— Вам виднее, — протянул Шлындаков. — А только я полагал, что мне вашей бумаги из райотдела по горло хватит. Мигом в подсобники перевели, то есть ползарплаты не досчитаюсь.

— Не в деньгах счастье.

— Так оно, конечно, а все же деньги тоже не трава, — вяло ответил Шлындаков и, нагнувшись к скату, выковырнул несколько сухих листьев, застрявших в рисунке протектора.

Панков весь напрягся. На эти листья он сразу не обратил внимания и теперь мысленно укорил себя.

В горле старшины стало сухо, и он кашлянул.

— Твоя, что ли, машина? — как можно безразличнее спросил Панков.

— Моя, — пожал плечами Шлындаков. — А что?

— Масло у ней, дружок, бежит. Двигатель запорешь.

— Так это с ней недавно, все собираюсь прокладку сменить да гайки подтянуть. Ну и за уровнем я поглядываю, доливаю, если что.

— Все одно не дело. Не по-хозяйски это, — заметил Панков, раздумывая над тем, как повернуть разговор дальше. — Звать тебя как?

— Семен.

— Вот что, Семен. У меня на улице мотоцикл стоит. Зажигание барахлит. Пойдем, глянешь. Заодно проверю, что ты за специалист по двигателям внутреннего сгорания.

— Что ж не посмотреть, — весьма неохотно согласился Шлындаков. — Инструмент брать?

Они вышли во двор и направились к панковскому мотоциклу.

— Слушай меня внимательно, Семен Шлындаков, и отвечай честно, — приказным тоном сказал старшина.

Шлындаков с удивлением воззрился на Панкова.

— Ты куда катался в прошлую субботу в районе восьми вечера? И по какому делу?

— Никуда, — испуганно ответил Шлындаков. — Я в пять отработал, машину поставил и к себе в общежитие пошел.

— Потом что? Только не ври мне, друг Семен. Я с тобой не в бирюльки играю.

— Чего мне врать? Помылся в душе, переоделся и в город двинул.

— На машине? — резко спросил Панков.

— Да, на попутке. Приятель на кране подвез.

— Ладно. А что ты в городе собирался делать?

Шлындаков смущенно помялся.

— Да так, пивка выпить, кино посмотреть.

— И где же ты был?

— В милиции сидел, — вздохнул Шлындаков и потрогал синяк под глазом.

Панков присел на низенькую скамейку и махнул рукой парню, чтобы он тоже садился.

— Это за что же?

— За нанесение легких телесных повреждений.

— Кому?

— Одному гражданину. Мы с ним вместе за столиком в кафе сидели. Само собой, портвейн пили.

— Почему подрались?

— Бог его знает, — протянул Шлындаков. — Зло меня просто взяло. Этот гражданин в отпуск с Севера ехал. На юг. Денег полные карманы. Да я в милиции все уже объяснил. Из-за денег же и подрались. Он заявил, что с такими деньгами кого хочешь заимеет. Хоть докторшу, хоть артистку. А об официантках, мол, и говорить нечего. И любить, и кормить, и поить будут.