ДНК

Карл был уложен на парализованный бок, чтобы защитить спину от пролежней. Он попробовал пошире открыть глаза. На самом деле было трудно понять, открывались сейчас оба его глаза или только тот, которым он видел. Карл совершенно не чувствовал другой стороны лица; возможно, с другим глазом было всё в порядке, но закрытое парализованное веко не давало ему видеть.

Он этого не знал, да это, в общем-то, и не имело значения. Сейчас было так много, чего он не знал, но Карл не мог просто открыть рот и спросить. Чаще слова выходили из него искаженными, а иногда вообще отказывались выходить. Он был благодарен за то зрение и слух, которые у него еще остались, хотя и не мог контролировать, что видел или слышал.

Он все еще не мог объясниться, но те немногие, кто останавливался у его кровати, все время пытались с ним заговорить. В лучшие моменты возле него оказывались сразу двое или даже несколько человек из персонала больницы и обязательно начинали беседовать между собой: иногда о нем, иногда о работе, иногда о своей личной жизни. Это было самое интересное.

Медленно поднимавшееся глазное веко решило отдохнуть на полпути, и Карлу пришлось рассматривать красивый красный цвет через образовавшуюся щелку. Ожидая, пока глаз откроется полностью, он попытался угадать, откуда могло исходить это красное буйство. Это была не кровь, не розы и уж точто не «Феррари». Карл уже начал было склоняться к вертикальной красной линии в исландском флаге, когда веко наконец качнулось к своей верхней точке. Тогда он понял, что это был вовсе не повешенный персоналом на стену флаг, нет – просто на стуле для гостей, который до сего дня всегда оставался пустым, сидел человек. Человек в огненно-красном галстуке, ослепительно-белой рубашке и синем пиджаке – живое олицетворение исландского флага.

До Карла долетели звуки речи, и он увидел, что губы человека движутся. Карл не пытался различить слова, а сосредоточился на лице пришедшего: ему хотелось понять, кого это вдруг занесло к нему в гости. Его никто не посещал. Никто.

С тех пор как он начал выходить из комы, к нему мало-помалу возвращалась память о множестве вещей, как хороших, так и плохих. По большей части плохих. Тем не менее из всего выделялась одна хорошая новость – когда врач сообщил ему, что с него сняты подозрения в причастности к трем убийствам. После этого Карл ожидал, что количество визитов возрастет, но этого не произошло. Бёркур так еще ни разу и не показался, а родственники матери Карла, видимо, оправдывали свою безучастность исключительно дальним и сомнительным родством с ним.

Бёркуру, скорее всего, было стыдно за свои показания в полиции, так что у Карла, возможно, теперь стало на одного друга меньше – на его единственного друга меньше. О, если б он только пришел! Карл заверил бы его, что ему наплевать на эти дурацкие показания.

Слова посетителя достигли Карла, прежде чем он смог распознать его лицо.

– Ты проснулся? Они здесь сказали мне, что ты иногда приходишь в сознание.

Этот голос был знаком Карлу, даже очень хорошо знаком, но мозгу требовалось очень много времени на обработку информации, и Карлу ничего не оставалось, как только смириться с этим и терпеливо ждать. Насколько он понимал, кровоизлияние поразило бóльшую часть его мозга – этим и объяснялось замедленное мышление. Карл представлял себе это так, что мыслям теперь нужно было преодолевать гораздо большее расстояние, выискивая всякие обходные пути, чтобы добраться до цели.

Врачи говорили, что его состояние должно улучшиться, но реабилитация будет долгой и трудной и вряд ли он когда-либо поправится полностью. Впрочем, это лучше, чем ничего.

– Кажется, у тебя открылся глаз… Ты проснулся?

Артнар! Это был брат Артнар! Карл напряг все силы, пытаясь что-нибудь произнести, но ничего не получилось. Его рот слегка приоткрылся, но дальше не пошло; оттуда не выползло ни звука, хотя он всего-то и хотел сказать: привет. Да, некоторые дни были хуже других.

– Я пришел попрощаться с тобой, Карл.

Артнар уставился в открытый глаз и, казалось, искал в нем какой-нибудь признак того, что Карл его понял. Тот сделал еще одну попытку что-нибудь сказать или хотя бы издать подобие стона, чтобы показать Артнару, что он его слышит, но опять ничего не произошло. Тогда он попытался моргнуть, но посланный мозгом сигнал шел так долго, что Артнар как раз опустил взгляд, когда веко Карла наконец опустилось вниз и снова поднялось.

Такое часто случалось, когда он, проснувшись, пытался таким образом привлечь внимание медсестры, а та отворачивалась или переключала внимание на что-то другое как раз в тот момент, когда ему наконец удавалось моргнуть. Здесь никто не задерживался надолго, все постоянно спешили, и как только их обязанности были выполнены, они бежали в следующую палату, к следующему пациенту.

– Мне пора уезжать, я и так слишком долго здесь задержался. Все время переносил отъезд, но дальше откладывать невозможно.